Акулы из стали. Ноябрь. Эдуард Овечкин

пир сейчас закатят на дне морском!

      – А я не про бутерброд, может, а про тебя. Бутерброд – так, прикормка, а сейчас мы с боцманом тебя за борт выкинем.

      – Мостик, штурману!

      – Есть штурман!

      – Для своевременного занятия полигона рекомендую курс триста десять и скорость двенадцать узлов.

      – Курс триста десять утверждаю, скорость двенадцать отставить, считай на восемь, пока туман не растает!

      – А что там с туманом?

      – Клубится уже – сейчас осядет.

      А туман и правда уже начал оседать. Похандрив, природа, видимо, подумала: ну и ладно, ну и пусть дальше не ждут от меня милостей, а берут их собственными руками. И начала выкатывать на горизонте солнышко, расцвечивать туман поверху заревом, собирать его в тугие комки и топить в море. День обещал быть погожим.

      Гроза

      Белые сполохи молний полоскали воздух от края до края моря. Грома сначала не было слышно вовсе, но ночь была такой черной, а море таким бесконечным, что видно было далеко, казалось – до самого горизонта и еще чуточку дальше. И вот оно только что черное шумит внизу и чуть светлее – воздух сверху. А потом слева, будто от самой луны (вернее, того места, где она сейчас должна бы висеть) и до каждого гребня волны на много кабельтовых вперед словно яркая серия вспышек огромного фотоаппарата: на миг, потом снова, уже правее, еще – уже прямо по курсу и уходит вправо, совсем пропадая. Но ненадолго. И повторяется снова. И когда повторяется, кажется, что будто даже дышать тяжелее и не только воздух вдыхаешь, но и вот этот свет – сухой и холодный. А потом пришел и гром: сначала тихим недовольным ворчанием издалека, но чем ближе к грозе, тем громче, настойчивее и ниже, пока не начал кататься огромными валунами прямо над головами.

      – Прямо ух, да? – сверил свои ощущения вахтенный штурман на мостике.

      Говорить не хотелось. Тут такое вокруг, что как ты ни строй из себя героя, а все равно выглядеть будешь не страшнее комарика. И даже без фонарика.

      – Ну норм так, – откашлялся старпом, – хотя бывало и поухтее, конечно.

      – Прямо в грозу идем? – крикнул снизу рулевой.

      – Прямее не бывает, – подтвердил штурман, – аккурат в самый ее центр!

      Молнии уже стали различимы – не сполохами, а ломаными линиями молочного цвета втыкались в море и будто плясали на нем, и не слева-направо, а сразу везде спереди, куда хватало глаз.

      – Того бы… – как бы подумал вслух рулевой. – Нырнуть бы, что ли, нет?

      Издалека уже шумел дождь. По звуку пока еще было непонятно, лил он сплошным потоком или моросил бесконечной мелочью.

      – Да что вам нырнуть бы только, а? – Старпом вздохнул. – Как кроты, чесслово, лишь бы в норку забиться.

      – А чо такова-та? – не понял рулевой.

      – Да ничо! Моряки же мы или где? Давайте же вон как настоящие – девятый вал, все вот это вот! Хлебанем!

      – А так игрушечные будем, если нырнем? – не унимался рулевой.

      – Тем более и командир добро давал, если что, – поддержал рулевого штурман.

      Говорить все время уже не получалось – приходилось