Грехи дома Борджа. Сара Бауэр

если мадонна любила своего второго мужа так, как твердила молва, она выбрала для себя эту комнату.

      От размышлений меня отвлек звонкий смех донны Лукреции.

      – Однако ты познакомилась с моим дорогим братцем, Сесаром, – сказала она, употребив каталанский вариант имени, хотя разговаривала со мной по-итальянски.

      Я подумала, не будет ли лучше для меня выпрыгнуть в окно и покончить с жизнью на ступенях собора. А то вдруг герцог в эту самую минуту прячется за каким-нибудь гобеленом, закрывающим потайную дверь, и вытаскивает из-за пояса кинжал, чтобы меня прирезать.

      – Я собиралась держаться с тобой сурово, но оба, и он, и кардинал Ипполито, замолвили за тебя словечко, поэтому буду милосердной. Поначалу я намеревалась пожаловать тебе три новых платья к моей свадьбе, но теперь их должно быть два, чтобы возместить стоимость испорченного ковра. Тем не менее смею предполагать, что ты меня не посрамишь, у тебя ведь осталась гамурра, которую я подарила тебе на крещение, и белая бархатная накидка.

      – Но…

      Донна Адриана недовольно выгнула брови.

      – Я же говорила, тебе следовало подробнее расспросить эту девушку, прежде чем брать к себе, – громким шепотом заявила тетушка донне Лукреции. – Вот теперь она смеет перечить.

      – Разве мое решение тебя не устраивает? – обратилась донна Лукреция ко мне.

      – Нет, мадонна, я хочу сказать… вы чрезвычайно великодушны. Я думала, вы отошлете меня обратно к отцу.

      – И ты бы этого хотела. – Это был не вопрос, а утверждение, высказанное тихим, сострадательным тоном. – О, моя дорогая. – Донна Адриана предостерегающе опустила руку на плечо племянницы, но донна Лукреция, несмотря на это, продолжила: – Нам приходится учиться желать того, чего желают наши отцы.

      Следующие несколько недель пролетели в вихре забот: примерки, уход за лицом, выдергивание волос. При этом донна Лукреция, ни на секунду не забывавшая об агентах герцога Эрколе, следивших за каждым ее шагом, не пренебрегала своими обязанностями крестной матери по отношению ко мне. Ее назначили регентом при Ватикане на то время, пока Папа Римский с герцогом Валентино инспектировали укрепления в Непи и Чивита-Кастеллана, но тем не менее она находила время, чтобы сопровождать меня каждое утро на мессу и наставлять, как правильно преклонять колени, осенять себя крестным знамением или вкушать сухую вафлю, которую эти каннибалы называли телом Христа. Донна Лукреция присутствовала на моих уроках вышивания и пения и милостиво разрешила все-таки сшить третье платье после особенно удачно исполненного сонета Петрарки. Строгая, невозмутимая, она, казалось, не испытывала никаких сомнений, что будет счастлива с простодушным мужчиной, чей миниатюрный портрет носила повсюду на золотой цепи, свисавшей с пояса.

      Только во время еженедельных посещений бани она позволяла себе расслабиться, выслушивая добродушные подшучивания по поводу сломанного носа и не по моде коротких волос дона Альфонсо. Более серьезные слухи о нем, как, например, что