Слепые и прозревшие. Книга первая. Ольга Владимировна Грибанова

на неземном языке. А потом обратился к Коле:

      – Ну, Николай, иди ко мне, побеседуем. Уж какие-такие грехи у тебя могут быть – не придумаю. Больно глаза у тебя ясные. Что мать бережешь – знаю, что сестер растишь вместо отца – знаю.

      Куревом не грешишь? Вина не пьешь? Молодец, так и держись. От этой пагубы человек человеком быть перестает – и сам не замечает, как так вышло. Вроде все то же, две руки, две ноги, а душа уже не человечья. А ты – человек, на этом и стой! Лет-то тебе уж сколько? Ну так с тобой обо всем можно говорить. С женщинами попусту не сходись. Оно захочется скоро, а ты помни, что это не ты, Никола Морозов, хочешь, а тот скот, что внутри у всех нас сидит. Победи этого скота, взнуздай его, пусть тебя слушает – вот тогда будешь счастлив и силен. Все, вижу, понял. Ну теперь голову наклони.

      Это не было смешно. Это не было стыдно. Это была удивительно красивая и настоящая жизнь, только другая, вроде инопланетной. Но очень хотелось приобщиться к ней, как к давно забытой родине.

      Коля стоял позади притихших девчонок, держал в руках свечи, слушал неземные слова и понимал, что все здесь верно и правильно, потому что красиво. И девочки, его кукарямбы, которых он сам вынянчил, оказалось, называются в этой жизни Дарией и Татианой. Ух как радостно от этого билось сердце!

      Мама расцеловала их всех троих, когда они вышли из крестильной. Лицо ее было мокрое и соленое.

      Отец Василий дал всем в рот на ложечке чего-то красного и сладенького с булочкой. А на прощание обнял Колю за плечи и подвел к одной из икон:

      – Вот, гляди! Это Николай Угодник. Не умеешь молиться – неважно, не хочешь лоб крестить – как хочешь. Просто посмотри ему в глаза и почувствуй. Это дед твой Николай на тебя его глазами смотрит и о тебе думает. Понял?

      «Понял», – думал Коля, глядя в строгие глаза крепкого старца на иконе.

      «Понял», – думал он, глядя на два креста рядышком на маленьком пустынном кладбище возле церкви: «Морозов Николай Иванович. 1906–1962», «Морозова Анна Михайловна. 1910–1965».

      «Понял», – думал он, глядя в тревожные глаза деда Николая на фотографии в маленькой комнате старого дома.

      Мама тихонько подошла и положила голову ему на плечо.

      – Мама, а отец мой кто? – спросил Коля, не отрывая глаз от фотографии.

      Мама помолчала, потом начала тихо:

      – Мы учились вместе. Это сын Веры Ивановны, Игорем звали. Мы с ним друг в друга лет в двенадцать влюбились. Ну, конечно, сначала виду не показывали. Издалека поглядывали.

      Ох, какой это был парень! Красивый – только в кино такие бывают! Интеллигентный! Всю совхозную библиотеку перечитал. Да дома, ты сам видал, сколько книг у Веры Ивановны.

      Парни-то наши были, сам понимаешь, деревня, на каждом слове мат-перемат, а от него никогда я такого не слышала. А честный, благородный был – прямо рыцарь.

      Не знаю, что только он во мне нашел. У нас девчонки были очень даже красивые, а я была как парень – плечи широкие, сама худая. И сильная была, меня парни даже побаивались. А он в восьмом классе стихи мне