Игра времен (сборник). Наталья Резанова

мне придешь ты. И твое место занял чужак, юнец, едва прошедший воинские испытания. Но так нужно. Он – больше чужой, чем ты думаешь. Я сразу заметил, что он не такой, как мы, и теперь, по прошествии дней, в этом убедился.

      Хагано внимательно слушал.

      – Это не воин-оборотень, а оборотень-воин. Не человек с душой волка, а волк с душой человека. Мы принимаем в бою звериный облик, он – наоборот. Я слышал о подобных ему прежде, но сам раньше никогда не видал. Он никогда не выходит из леса, кроме как ради сражения. Он никогда не ест человеческой пищи. Он появляется и исчезает незаметно. Тебе мало примет? Хагано, сын мой. Ульф для фратрии важнее тебя. Сейчас он еще слишком молод, но с годами это будет вождь, каких еще не знал мир!

      Поглощенный видением, представшим его воображению, Тюгви не смотрел на своего ученика. Он был Оборотнем и мыслил как Оборотень. А потому Тюгви ровно ничего не понимал в людях. Оборотень не мог испытывать зависти – самого человеческого из всех чувств.

      – Он – больше зверь, чем все мы… – продолжал Тюгви, на что Хагано, прервав молчание, задал неожиданный вопрос:

      – А если он поест в человеческом облике, он так и останется навсегда человеком?

      Тюгви не успел ответить. Он прислушался и поднял руку в знак внимания. Хагано последовал немому приказу. Быстро и осторожно они пересекли поляну и оказались на обрыве над рекой. Слух не обманул старого Оборотня – на узком песчаном мыске под обрывом стояла и пила воду молодая олениха. Тюгви сделал шаг назад и бросил на Хагано короткий взгляд, смысл которого был ясен – честь удара предоставлялась младшему. Один-единственный удар ножом, иначе ты плохой охотник. Хагано, подбираясь для прыжка, вытягивал нож из-под шкуры.

      Когда Тюгви вновь подошел к краю обрыва, Хагано уже снова вытягивал нож – из-под лопатки оленихи, лежавшей на песке. Затем он, полоснув лезвием по горлу животного, припав к открывшейся ране, согласно обычаю, напился горячей крови. Это было его право. Когда он поднялся, то, глядя на кровь на его губах, Тюгви кивнул, словно в согласии с какими-то собственными соображениями. Потом велел тащить тушу наверх.

      Почти одновременно с Тюгви и Хагано вернулся Гаури, Оборотень в рысьей шкуре. Он разбил погреб одного земляного червя и приволок с собой два бочонка меда. При виде этого Оборотни, бывшие в лагере – те, что спали или просто безразлично валялись на земле, – зашевелились. Подбросили дров в почти потухший было костер, начали сбивать крышки с бочонков, нацелились разделывать тушу. Но Тюгви прекратил приготовления единым движением руки. Все Оборотни смотрели на него. Видно было, что старший желает говорить. Он стоял над тушей оленихи, вынув меч из ножен, и оглядывал собравшихся. Это означало важное. А что может быть важнее битвы? Значит, бой… но пойдут ли они в бой сейчас или после пира?

      Однако старший заговорил о другом.

      – Братья-оборотни, – медленно начал он. – Воины, свободные люди, непобедимые герои. Единственно достойные имени мужчин. Но прежде всего – братья. Ни один род