Могикане Парижа. Александр Дюма

объявил, что хочет вступить в один из самых строгих орденов и принял монашество в ордене Св. Доминика, носившем во Франции официальное название ордена Якобинцев, так как первый монастырь этого ордена был построен в Пари же, на улице Св. Якова.

      После пострижения, на второй день своего совершеннолетия, он получил сан священника.

      Таким образом, к тому времени, к которому относится начало нашего романа, брат Доминик священнослужительствовал уже два года.

      Это был человек лет двадцати восьми, с большими черными, живыми и проницательными глазами, умным лбом и бледным мрачным лицом. При высоком росте он обладал плавностью и сдержанностью движений и величавой походкой. Глядя на него, когда он шел теневой стороной улицы, несколько печально опустив голову, можно было подумать, что это один из красавцев монахов Сурбарана сошел с полотна и идет мерным величавым шагом, готовый снова броситься в бурные волны мира житейского.

      В неукротимой энергии и непреклонной воле, отличавших этого человека, сказывалась скорее непоколебимая верность однажды выбранному принципу, чем борьба властолюбивых страстей.

      Разум у этого человека был ясный и трезвый, отношение к вещам и людям – прямодушное, сердце – доброе и отзывчивое.

      Единственным непростительным грехом он считал равнодушие к интересам человечества, потому что, по его мнению, любовь к человечеству лежала в основе благо денствия общества. Когда он говорил о чудной гармонии, основанной на братстве, которая со временем, хотя и в весьма отдаленном будущем, должна воцариться меж ду народами, подобно гармонии, существующей между звездами и планетами во Вселенной, им овладевало пламенное вдохновение.

      О свободе народов он говорил с блистательным красноречием, которое увлекало слушателей неотразимым обаянием, – слова его сопровождались невольными воз гласами глубоко убежденной души; они вдыхали в человека силу, зажигали в нем огонь энергии; каждый из слушателей был готов взять его за полу монашеской одежды и воскликнуть:

      – Иди вперед, пророк! Я всюду последую за тобою!

      Но было нечто, постоянно угнетавшее эту сильную душу, и то было обвинение в воровстве, падавшее на его отца.

      III. Симфония роз и весны

      Таков был молодой монах, появившийся на пороге комнаты умершей вдовы, возле которой усердно молился студент.

      При виде этого странного зрелища он остановился.

      – Друг, – проговорил он своим звучным голосом, которому умел при случае придавать какой-то удивительно мягкий и утешительный оттенок, – надеюсь, усопшая не мать и не сестра вам?

      – Нет, – ответил Коломбо, – сестер у меня никогда не было, а мать умерла, когда мне было всего пятнадцать лет.

      – Бог сохранил вас для опоры в старости вашего отца, Коломбо.

      Монах подошел ближе и хотел опуститься на колени.

      – Постойте, Доминик, – проговорил Коломбо, – я послал за вами, потому что…

      – Потому что я был вам нужен, а я поэтому уже и пришел. Я к вашим услугам.

      – Я