Пан Володыёвский. Генрик Сенкевич

что взгляды всей компании устремлены на сидящую за его спиной барышню, ту, что при нем спрыгнула с лестницы, и он тотчас догадался, что девица над ним потешается.

      Как ни в чем не бывало Нововейский продолжал разговор, не забывая и про «усы», но вдруг неожиданно обернулся, да так быстро, что Бася не успела ни опустить рук, ни отвести от него взгляда.

      Она покраснела от неожиданности и, сама не зная, что делает, встала со скамейки. Все смутились, наступило неловкое молчание.

      Вдруг Бася хлопнула рукой по платью.

      – Опять конфуз! – воскликнула она.

      – Милостивая сударыня, – с чувством сказал пан Нововейский, – я уже давно заметил, что за моею спиной кто-то надо мной посмеяться готов. Признаться, я давно об усах мечтаю, но коли я их не дождусь, то лишь оттого, что суждено мне пасть на поле брани за отчизну, и питаю надежду, что тогда не смеха, а слез твоих удостоюсь.

      Бася стояла, потупив взгляд, смущенная искренними словами рыцаря.

      – Ты, сударь, должен ее простить, – сказал Заглоба. – Молодо-зелено, но сердце у нее золотое!

      А она, словно в подтверждение слов папа Заглобы, тихонько прошептала:

      – Простите… Я не хотела обидеть…

      Пан Нововейский мгновенно взял обе ее руки в свои и осыпал их поцелуями.

      – Бога ради! Успокойтесь, умоляю. Я же не barbarus[32] какой. Это мне следует просить прощения за то, что веселье вам испортил, И мы, солдаты, страх как всякие развлечения любим. Меа culpa[33]. Дайте еще раз поцеловать ваши ручки, полно, не прощайте меня подольше, я и до ночи целовать их готов.

      – Вот это кавалер, видишь, Бася! – сказала пани Маковецкая.

      – Вижу! – ответила Бася.

      – Стало быть, вы меня простили, – воскликнул пан Нововейский.

      Сказав это, он выпрямился и начал по привычке молодцевато подкручивать «ус», а потом, спохватившись, разразился громким смехом; вслед за ним засмеялась Бася, за нею и остальные. У всех отлегло от сердца. Заглоба велел принести из погреба пару бутылок, и пошло веселье.

      Пан Нововейский бряцал шпорами и ерошил свой чуб, бросая на Басю пламенные взгляды. Девушка ему очень нравилась. Он сделался необыкновенно словоохотлив, а побывав при гетманском дворе, повидал немало и многое мог рассказать.

      Вспомнил он и о конвокационном сейме, о том, как в сенатской палате под натиском любопытных всем на потеху обвалилась печь… Уехал он лишь после обеда. Помыслы его были только о Басе. Она все стояла у него перед глазами.

      Глава VIII

      В тот же день маленький рыцарь явился к гетману, который велел его тотчас пустить и повел такой разговор:

      – Я Рущица посылаю в Крым, дабы приглядывал, не грозят ли нам оттуда какие напасти, да от хана соблюдения пактов добивался. Не хочешь ли пойти на службу и его солдат под свое начало взять? Ты, Вильчковский, Сильницкий и Пиво будете Дороша и татар караулить, с ними держи ухо востро.

      Пан Володыёвский приуныл. Цвет жизни своей, лучшие годы отдал он войску. Десятки лет не знал покоя: жил в огне, в дыму,

32

варвар (лат.).

33

Моя вина (лат.).