Пан Володыёвский. Генрик Сенкевич

за науку! – отвечал маленький рыцарь. И снова обратился к Заглобе: – Не иначе снег пойдет!

      – Вот вам снег, снег, снег! – повторяла, размахивая сабелькой, Бася.

      – Баська! Довольно с тебя, еле дышишь! – вмешалась тетушка.

      – Держи, сударыня, сабельку покрепче, а то из рук выбью!

      – Увидим!

      – Изволь!

      И сабелька, словно птица, вырвавшись из Басиных рук, с грохотом упала на пол возле печки.

      – Это я… я сама, нечаянно! – со слезами в голосе воскликнула Бася и, схватив в руки саблю, снова перешла в атаку. – Попробуйте теперь, сударь!

      – Изволь!

      И сабля опять очутилась под печкой.

      А пан Михал сказал:

      – На сегодня хватит!

      Тетушка, по своему обыкновению, затряслась всем телом от хохота, а Бася стояла посреди комнаты смущенная, растерянная, она тяжело дышала и кусала губы, едва сдерживая подступившие слезы. Она знала, что, если расплачется, все будут смеяться еще больше, и изо всех сил старалась сдержаться, но, чувствуя, что не может, выбежала прочь.

      – О Боже! – воскликнула тетушка. – Не иначе в конюшню кинулась, еще и не остыла после драки, того гляди, мороз прохватит… Нужно догнать ее! Кшися, не смей выходить!

      Сказав это, она вышла и, схватив висевшую в сенях шубейку, выскочила во двор, а за ней помчался и Заглоба, от души жалевший своего гайдучка.

      Хотела было выбежать и панна Кшися, но маленький рыцарь схватил ее за руку.

      – Слышала, сударыня, приказ? Не отпущу твоей руки, пока не вернутся.

      И в самом деле не отпускал. А рука у нее была нежная, бархатистая, и пану Михалу казалось, что ручеек тепла струится от ее пальцев, передаваясь ему, и он сжимал их все крепче.

      На смуглых щеках панны Кшиси выступил легкий румянец.

      – Вижу, я ваша пленница, ваш ясырь, – сказала она.

      – Тот, у кого такой ясырь, и султану не станет завидовать, полцарства отдаст, не пожалеет.

      – Но ведь вы, сударь, меня бы этим нехристям не продали!

      – Как не продал бы черту свою душу!

      Тут пан Михал вдруг понял, что в пылу зашел слишком далеко.

      – Как не продал бы и сестру родную! – добавил он.

      А панна Кшися отвечала серьезно:

      – В самую точку попали, сударь. Пани Маковецкая для меня как сестра, а вы названым братом будете.

      – Благодарю от всего сердца, – сказал Михал, целуя ей руку, – больше всего на свете нуждаюсь я в утешении.

      – Знаю, знаю, – сказала девушка, – я ведь и сама сирота.

      Слезинка скатилась по ее щеке, укрывшись в темном пушке над губою.

      А Володыёвский посмотрел на слезинку, на оттененные пушком губы и наконец сказал:

      – Право, сударыня, вы добры, как ангел! Мне уже легче!

      Кшися нежно улыбнулась.

      – От души желаю пану, чтобы и вправду так было!

      – Богом клянусь!

      При этом маленький рыцарь чувствовал, что, если бы он посмел еще раз поцеловать Кшисе руку, ему и вовсе легко бы стало. Но тут вошла тетушка.

      – Баська шубейку взяла, – сказала она, – но сконфужена и возвращаться не хочет. Пан Заглоба по конюшне