Руины. Вадим Храппа

то, что принято, или то, что считалось принятым, и знал, что и она чувствует неестественность, и все-таки ждал от нее "люблю-жду-целую". И получал. И долго не вскрывал конверт, затаскивая его в кармане, борясь с искушением выбросить. И потом, открыв и проглотив порцию "люблю-жду-целую", решал подтереть им задницу. Но, придя в туалет, он выкидывал письмо неиспользованным. Что-то мешало ему сделать это.

      Ясюченя сходил к почтовому ящику, бросил письма и постоял немого возле земляков из третьей роты. Они рыли яму, долбя землю кирками, и выгребая понемногу мерзлые комья совковыми лопатами. Командира с ними не было, и они работали лениво, часто перекуривая. Рассказали Ясючене, как у них в роте на чердаке две недели жила баба из местных, и как молодые, таская жратву и чайники с водой – подмываться, тоже успевали попользоваться ею. Потом старики совсем перестали ходить на чердак, и два дня, пока они не сообразили, что туда бегают салаги, баба еще просидела на чердаке. Чего только не делали с ней, за эти два дня! Потом голую в одном рваном бушлате выгнали ночью из отряда. Говорят, ее подобрал соседний отряд.

      Ясюченя поржал вместе с ними и пошел к себе. Его могли хватиться, было уже поздно.

      На веранде стоял брат Саидова из пятой роты Байали Саидов – красивый стройный чеченец, ингуш Магометов – его прозвали Петухом, за выдающуюся килем грудную клетку, и Иванов.

      – Ну, обыскать-то тебя я могу… – сказал Байали.

      – Попробуй, – сказал Иванов, отступая на шаг к стене.

      – Ты что, салабон! – взвизгнул Петух, подскочил к Иванову и ударил его, но тот увернулся.

      – …! – что-то резко сказал Байали по чеченски.

      Петух отошел в сторону.

      Байали усмехнулся и ушел. Петух засеменил за ним.

      – Что? – спросил Ясюченя Иванова.

      Иванов посмотрел сквозь него, достал сигарету, закурил. Пальцы у него подрагивали.

      Из казармы выскочил Тюрин.

      – Все в порядке, – сказал Иванов.

      Потом вышел в раскорячку Кузьмин и спросил:

      – Что случилось?

      – Все в порядке.

      – Ебаные скоты! – выругался Тюрин. – Пусть только уйдут майские. Ну, подождите, суки!

      – Ладно. Все в порядке, – еще раз повторил Иванов.

      Ясюченя почувствовал себя лишним и проскользнул мимо них в казарму.

      По телевизору показывали документальный фильм. Молоденькие, свеженькие, причесанные девочки и мальчики откровенничали перед камерой. Девочки хотели любви. Такой, чтобы дух захватывало, чтобы не спать по ночам, и чтобы за них стрелялись на дуэлях. Хорошенькие, гладенькие девочки хихикали и скромно водили подкрашенными глазками по сторонам. Ясюченя раздевал их и представлял на чердаке. Мальчики мечтали о самопожертвовании ради идеи и дружбе до гробовой доски, и рассуждали о моральных качествах настоящих мужчин, задумчиво при этом ероша свои аккуратные прически.

      "Давай, давай…" – думал Ясюченя, – "Шевели извилинами, распускай перья, пока я не заставил тебя свои портянки стирать. Порезвись перед добрым психологом, пока тебе еще нет восемнадцати".

      Перед самым телевизором