Твой личный кошмар. Елена Арсеньева

сделать, искупить вину… Интересно, родителям сообщат, что я погиб? Хотя вряд ли. Они, наверное, даже не знают, где я теперь. Думают, что я до сих пор сижу себе в санатории и, типа, лечусь неизвестно от чего. Надеются меня когда-нибудь увидеть…»

      Странно: мысль о том, что родители даже не представляют, кто он и где, пришла в голову впервые. Почему Данила никогда об этом не задумывался? Почему почти забыл о них и о том, кем, каким он был раньше?

      Почему-почему… некогда было! Здесь надо было выживать, спасаться и спасать других, работать в лесу, бороться…

      И надеяться!

      Но, кажется, надежды больше нет…

      Данила с трудом отстранился от дерева. Запоздало спохватился, что забыл оглядеть его крону, прежде чем опереться о ствол. А вдруг в гуще ветвей свили гнездо одичавшие?!

      Нет, крона чиста. Конечно, это ведь береза! Береза осталась единственным деревом, которое не подверглось мутации, и нелюди обходили его стороной.

      Именно из березовой древесины люди делали стрелы для обычных луков. Птицеглавые предпочитали тростниковые. Даже без наконечников. Но все равно убойные, не хуже тех, которые использовали люди для огнестрелов!

      Огнестрел – всего лишь железяка. Бездушная железяка. И стрелы у него такие же. А тростник ненавидел людей. Именно поэтому стрелы птицеглавых всегда попадали в цель и всегда убивали.

      Тростник сам этого хотел!

      Данила зачем-то осмотрел огнестрел, хотя и так знал, что в нем осталась всего одна стрела.

      Хорошо бы успеть напоследок сшибить ею какого-нибудь птицеглавого. Чтоб знали Данилу Макарова!

      Он погладил шершавую березовую кору и устало побежал дальше.

* * *

      – Эй, да ты что? Ну давай, очнись уже! Ох и дура эта Лина! – жужжал рядом чей-то голос. – Лишь бы какую-нибудь глупость спороть. Джен, помоги ей сесть. Ребята, принесите кто-нибудь воды. Ага, спасибо. Ну…

      Раздалось громкое «ф-фу!» – и в лицо Лёльке снопом ударили холодные брызги.

      Она вскрикнула, дернулась и открыла глаза.

      На нее встревоженно смотрели несколько ребят и девчонок. Один, рыжеволосый, кудрявый, какой-то необыкновенно толстощекий, держал в руке большую белую кружку.

      Когда Лёлька открыла глаза, рыжеволосый сделал громкое глотательное движение – и щеки его разом похудели.

      Лёлька поняла, что он уже набрал воды – снова брызнуть ей в лицо, а теперь проглотил.

      – Привет, – буркнул рыжий, утирая рот свободной рукой. – Жива?

      Лёлька кивнула, глядя на него с ужасом.

      – Да брось! – сказал мальчишка с досадой. – У Лины самые нелепые шутки в мире. Никакие мы не убийцы, никакие не преступники. Ну, в смысле…

      Он вдруг сморщился и озадаченно огляделся.

      Остальные отводили глаза.

      – Во всяком случае, в реале, – быстро проговорил мальчишка. – А что кому снится – это чепуха. Ясно?

      Лёлька помотала головой. Вообще-то на ее месте так поступил бы каждый. Но все же главное она поняла: эти ребята и девчонки не собираются прямо сейчас