Сжигая за собой мосты. Татьяна Полякова

из-за интриг и черной зависти коллег-бездарей. Мне не довелось ее видеть ни в одном спектакле, потому что вскоре после замужества театр она покинула. По мнению людей, хорошо ее знавших, актрисой она была никудышной, зато умудрилась превратить собственную жизнь в бесконечный спектакль. Моя бабка ее терпеть не могла и называла фигляркой. Разумеется, Муза платила ей тем же, звала старой ведьмой, которая, по ее мнению, просто выжила из ума. Однако при редких встречах они вели себя образцово, бабка обращалась к ней «милочка» с преувеличенной ласковостью, смахивающей на издевку, а Муза, соответственно, называла ее «матушкой» и тоже не без ехидства. Между двумя этими женщинами мужчина должен был чувствовать себя неуютно, но только не мой отец. Он то ли не замечал, то ли не желал замечать их взаимной неприязни, правда, на частых их встречах никогда не настаивал. Музе я была очень благодарна. Она не только не возражала против моего присутствия в доме, когда после смерти мамы отец решил, что я должна жить с ними, порой мне казалось, что ко мне она относится с большей теплотой, чем к собственной дочери.

      – Слава богу, ты приехала, – сказала Муза, заключив меня в объятия. – Я совершенно извелась. Одни проблемы. Не хотела тебя загружать, пока ты была там, но теперь все сама узнаешь.

      – Какие проблемы? – насторожилась я.

      – После смерти твоего отца вся моя жизнь – сущий ад. А некоторые словно нарочно стараются свести меня в могилу.

      Янка при этих словах закатила глаза и буркнула себе под нос:

      – Начинается.

      Мы все еще стояли на пороге, я втащила багаж и дверь закрыла. Муза, наблюдая за этим, кивнула на Янку:

      – Взгляни на свою сестрицу. Вырядилась в мою блузку. Без спроса. Хватает мои вещи, ведет себя по-свински. Представь, она требует от меня денег. Наследство отца. Ты выглядишь полной дурой, – заявила она дочери. – Сними сейчас же блузку, у тебя титек нет, чтоб ее носить.

      – Зато у тебя всего в избытке, – фыркнула Янка, а я сразу же почувствовала себя дома, точно никуда и не уезжала.

      – Не смей хамить матери, дрянь. Знаешь, она назвала меня старой бабой. А мне всего-то тридцать пять.

      – Сорок два, – ядовито поправила Янка. – Мамочка с моими парнями заигрывает, совсем спятила.

      – У тебя нет парней, и не выдумывай. Только этот прыщавый Юрик, к которому ты относишься по-хамски, впрочем, чего от тебя ждать. Сними блузку немедленно.

      – Подавись, – стянув с себя блузку и швырнув ее в лицо матери, заявила Янка.

      – Видела? – обрадовалась Муза. – Совершенная дрянь.

      Янка удалилась в свою комнату, хлопнув дверью, а Муза, заметно повеселев, продолжала:

      – Извини, я ничего не успела приготовить, задержалась в парикмахерской.

      – Мы заехали в кафе.

      – Вот и отлично. Идем пить кофе, я расскажу тебе о своем житье-бытье.

      Мы устроились в просторной кухне, пока Муза готовила кофе, я осмотрелась и отметила, что с моего последнего появления здесь ничего не изменилось. Муза разлила напиток в две антикварные чашки и одну