Михайловский замок (сборник). Ольга Форш

их высокое искусство.

      Только появление дородной кормилицы, в расшитом кокошнике, богатых бусах и лентах привлекло внимание извозчиков. Все они на нее обернулись, а один даже выкрикнул одобрительную оценку ее дородству:

      – Король-баба!

      Но кормилица, сопровождаемая строгой женщиной в темном, которая оказалась свекровью, только тихо плакала и просила старуху:

      – Уж вы, матушка, бога ради, моему Ванюшке молочко-то водой не разводите! Вы ему целенькое…

      – Сыт будет, не твой первый на рожке выпоен, – ворчала старуха, а ты смотри, не больно-то реви. Хорошие господа уважают мамок приятных, да чтобы к родному своему дитю не тянулась…

      Лакей, прогнанный за беспробудное пьянство, прихорашиваясь и глядясь в карманное зеркальце, сказал:

      – Хорошие господа завсегда имеют в себе бесчувственность. Они этого не потерпят – чтобы убиваться. Им которая из ваших сестер поумней обязательно соврет, что ребенок ее помер, хотя б он и жил.

      – Ванюшка чтоб помер! – завопила мамка и, грозно наступая на лакея, ко всеобщей радости осыпала его отборнейшей бранью.

      Под общий веселый хохот лакей поспешил скрыться в толпе.

      – Вот она – взаправдашняя-то жизнь, – глянул самокатчик на Митю, – в хоромах сидеть – вовек правды не узнать.

      К ним подошел, поздоровался Павел Иванович Аргунов. Он сюда пришел в поисках штукатуров для Фонтанного дома. Рассказали ему про мамку…

      – Этим еще не так плохо, – знающим тоном сказал Аргунов, – они уже обломались в городе, и ночлег верный есть. Вот пришлым плохо, тому, кто впервые сюда залетел оброк барину собирать. Все-то ему чужаки, все звери, всякого-то он боится. Ну и ловят их, сердешных, за грош! Чиновники на это дело особые мастаки. Наймет девчонку одной прислугой, да и навалит весь дом ей на плечи.

      – А нужда-то мужичка из избы гонит, – сказал самокатчик. – Хлеба до весны редко где хватит, весной иди в кусочки, побирайся.

      Внезапно поднялась в толпе брань, перешедшая в крики, а вот уже стали стеной, засучили рукава одни на других – и пошли в кулачки.

      – Это подрядчики со старостами, выбранными обществом, никак в драку вступают, – пояснил Артамонов. – Наниматели больно ценой их прижали, а у старост еще и к рукам с этой платы прилипнуть должно. Даром все норовят мужицкий труд взять. А ну-ка, пойти разузнать…

      Самокатчик и Аргунов пошли к гудящей, как улей, толпе. Митя же оцепенел на месте, наблюдая, как подошедший к пожилой женщине чиновник, словно лошадь, осматривал ее сына, подростка-паренька; он отворачивал ему губу, считал зубы, пока мать его безмолвно плакала.

      – Не от нужды наши господа продают – от излишка, – скороговоркой расхваливал паренька доверенный от хозяев. – Больно много этих недомерков у нас в вотчине наплодилось, девать их некуда! А он парнишка тихий, еще вовсе не поротый, – тараторил приказчик, – и в комнатах