Михайловский замок (сборник). Ольга Форш

и останешься крепостной ты навек». Еще раз скажу – умереть надо бы мне. – Маша чуть улыбнулась опять трогательно и виновато. – Пусть меня Митя вот только за это и простит.

      Глава восьмая

      Баженов был только что назначен Павлом вице-президентом Академии художеств. С присущим ему огненным вдохновением принялся он исправлять ложную педагогическую систему недалекого и упрямого Бецкого.

      Приказано было набирать сирот от трех– до пятилетнего возраста, сдавать их классным дамам-француженкам и в принудительном порядке обучать рисованию.

      – Насильно Аполлону мил не будешь, – говорил Баженов, превращая классы малолетних, умученных дрессировкой, в веселое общежитие маленьких художников.

      Кроме реформы воспитательной, было еще одно дело, и надо было с ним торопиться, потому что здоровье ему изменяло… Надлежало ему настоять на издании многотомного труда под общим заглавием «Архитектура Российская», куда должны были войти как построенные здания, так и здания, оставшиеся только в «прожектах».

      Большинство работ Василия Ивановича Баженова, ценителями искусств всего образованного мира признанных гениальными, осуществлено не было.

      Уже несколько раз за последнее время Баженов назначал день для передачи Академии папок со своими творениями, но, от волнения чувствуя себя худо, сам создавал своему делу отсрочку.

      Наконец вечером, в середине марта, он сказал жене:

      – Грушенька, я завтра решил передать Академии мои папки. Уж извини, милый друг, шагать буду ночью. Чаю крепкого наготовь…

      – Наготовлю, Васенька, – отозвалась Аграфена Лукинична, и в простые эти слова ею было вложено столько понимания и чувства, что Баженов, обняв ее, вымолвил:

      – Ну и спасибо ж тебе!

      У них теперь редко бывали длинные разговоры – объяснять было нечего. За долгую жизнь любви и согласия они как бы стали одним существом. Слова могли быть случайные, как сказанные сейчас, и невольному свидетелю их разговора было бы невдомек, за что Баженов мог вдруг наполниться такой благодарностью к жене.

      Но Груша знала, что если Баженов вынул из тайника свою папку с надписью «Большой Кремлевский дворец», его ночь будет без сна, и в свои обыденные слова лишний раз вложила неустанную готовность делить с мужем до гроба всю горечь его необыкновенной судьбы.

      Василий Иванович шагал по комнате далеко за полночь, погруженный в свои думы, когда Аграфена Лукинична внесла ему на подносе крепкий чай и графинчик водки. Скользнув по нему взглядом, Баженов улыбнулся:

      – Поторопилась, Груша, навстречу событиям, – ан графинчика-то мне и не надо.

      Груша много страдала, когда Баженов после приказа Екатерины прекратить постройку Большого дворца горько запил и потом сделал своим обычаем при всякой несправедливости прибегать к этому исконному утешению оскорбленных талантов.

      Все понимающая жена, без укоров