Город неба. Катя Капович

груз,

      всю технику поезд увозит

      в какую-то ржавую глушь.

      Строительный кран зависает

      один среди грязных канав

      и долго по стройке гуляет

      задумчивый, словно жираф.

      Как раньше на этом участке

      кипела рабочая жизнь,

      склонялись над сверлами каски,

      цветные салюты рвались.

      И только немая скотина

      глядела с печалью в очах

      на новую эту домину

      в строительных гордых лесах.

      «Среднеазиатской темной ночью…»

      Среднеазиатской темной ночью

      по пути на озеро Балхаш

      посмотри на звездные отточья

      и запомни сказочный пейзаж.

      Там, покуда чайник закипает

      на чугунной газовой плите,

      пусть лукавый диктор загибает

      об ударном в общем-то труде.

      Про гектары хлопка в Казахстане —

      там и не валялся конь гнедой,

      юные валялись дарованья

      на кровати рядышком одной.

      Вы их накормите и оденьте

      в казахстанский хлопок, в белый лен,

      разбудите в городе Чимкенте

      под распевы уличных ворон.

      Как же хорошо, глаза продравши,

      помолчать на фоне трескотни

      о великом в общем-то пейзаже

      хлещущей по полю бороны.

      «В любви ему тревожно объяснилась…»

      В любви ему тревожно объяснилась

      и лбом уткнулась в острое плечо,

      но только одинокую унылость

      почувствовала сердцем горячо.

      Я вышла в вечер с длинными огнями

      от мокрых фонарей в конце дождя

      и поняла, все кончено меж нами,

      вдоль опустевшей улицы бредя.

      Сырую тряпку отжимали тучи,

      сверчок звенел на сломанном шестке,

      и каждый звук мучительно трескуче

      такою болью отдавал в виске.

      Полет

      Все станции назад сосчитаны в уме,

      все белые слоны и кольца на березах.

      Вдоль теплотрассных труб, проложенных в земле,

      навытяжку встает знакомый перекресток.

      Здесь был когда-то лес, теперь здесь перевес

      асфальтного шоссе с домами из бетона,

      что поездом стоят без перемены мест,

      занявши круговую оборону.

      Здесь жили-были мы, великие числом,

      здесь можно отыскать бетонную траншею,

      где школьниками мы снесли металлолом,

      где смастерил сосед нам из бумаги змея.

      Бумажный змей летел в седые небеса

      над грязным пустырем и лысым косогором,

      над магазином «Мясо, колбаса»,

      над детскою площадкой с мухомором.

      Когда я возвращусь, профессор всех наук,

      пересеку пустырь, пройдусь до старой школы —

      плевать, что тридцать лет все было недосуг

      приехать в городок бездумный и веселый.

      Все так же хорошо летит воздушный змей

      с фанерным костяком и длинною веревкой

      в седые небеса –