Месть невидимки. Лев Аскеров

пампушечкой. Такой прелестной кукляшкой… Ни за что не поверишь.

      Да, я не сразу увидела ёлку. Я была в другой комнате и только-только проснулась. Видимо, в плохом настроении. Хныкала, звала маму… На мой зов пришла какая-то старая женщина. От неё пахло чем-то очень душистым. Не то корицей, не то ванилью. „Наша лапушка проснулась“, – кому-то крикнула она и протянула ко мне руки. Я, капризно взвизгнув, забарабанила ножонками по матрацу. „Маму хочу!“ – потребовала я.

      „Мама твоя в институт, на работу побежала“, – по-доброму и влюбленно глядя на меня, говорила женщина.

      В это время в комнату вошел папа. И я, вскочив на ножки, прыгнула к нему на руки…

      Ой, какой он был молодой. Какой красавец. Какой горячий.

      „Тетя Даша, – сказал он женщине, – ей холодно со сна. Да и дома прохладно… Оденьте её. Я не знаю во что…“

      Потом он понес меня на кухню, и эта старая женщина стала меня кормить. Папа усами щекотал мне открытую шейку на затылке, а та женщина отгоняла его: „Уйди… Ты мешаешь…“

      – Почему ты её называешь „какая-то женщина“, „эта женщина“?

      – Не знаю. Я её совсем не помню… Папа её называл тётей Дашей… Это сейчас я узнала… А кто она такая и была ли она в то время – не помню.

      – Может, домработница? Или няня?

      – Может быть… Не перебивай, пожалуйста, пока не забыла, что я видела… Папа понёс меня в комнату, где стояла роскошно разряженная ёлка.

      „Завтра новый год, дочка, – говорил он, – и дедушка Мороз принес тебе ёлку. А ночью, когда ты будешь спать, он принесет и положит тебе под подушку подарки…“

      „А я его увижу?“ – спросила я.

      „Нет. Ты будешь крепко-крепко спать“.

      Я сморщила носик.

      „Я его тоже не видел, – успокаивал он. – И мама его никогда не видела… Тётя Даша, а ты с дедом Морозом когда-нибудь встречалась?“

      „А как же! – отозвалась женщина. – Намедни. Я наказала ему, чтобы он обязательно пришёл к нашей Инночке и от меня принёс ей хороший подарок“.

      Потом папа хлопнул в ладоши, и ёлочка вспыхнула розовыми, зелёными и голубыми огоньками. Он поставил меня на ножки и, взяв за пальчики, стал вместе со мной кружится возле ёлки. И пел: „Зелена, зелена. Хлоп – царица зелена…“ Пел и приседал. И я вместе с ним…

      А в это время ты безжалостно вырвал меня оттуда…

      Но как я тебе благодарна, Микуля! Ты подарил мне кусочек детства, которого я не помню…»

      Выключив диктофон, Караев потянулся к телефону и набрал номер тёщи. Она подняла трубку, как будто ждала звонка. Услышав голос зятя, она с ходу в карьер, не дав произнести ни слова, доложила:

      – О своем шкоде беспокоитесь?.. Всё в порядке. Я его вижу в окно. Футбол гоняет, – и, не делая паузы, принялась жаловаться:

      – Совсем заниматься не хочет. От рук отбивается… На скрипку смотреть не хочет. Струну на ней порвал.

      – Вот как?! Приду, задам трёпку, – пообещал Караев.

      – Кроме «трёпку» другие слова у тебя есть? – возмутилась тёща.

      Профессор улыбнулся. Бабка есть бабка. Ей, видишь ли, позволительно