Сочинения. Владимир Маяковский

взял

       оборванную

      и вытащил салазки.

      – Куда идешь? —

       В уборную

      иду.

       На Ярославский.

      Как парус,

       шуба

       на весу,

      воняет

       козлом она.

      В санях

       полено везу,

      забрал

       забор разломанный

      Полено —

       тушею,

      тверже камня.

      Как будто

       вспухшее

      колено

       великанье.

      Вхожу

       с бревном в обнимку.

      Запотел,

       вымок.

      Важно

       и чинно

      строгаю

       перочинным.

      Нож —

       ржа.

      Режу.

       Радуюсь.

      В голове

       жар

      подымает градус.

      Зацветают луга,

      май

       поет

       в уши —

      это

       тянется угар

      из-под черных вьюшек.

      Четверо сосулек

      свернулись,

       уснули.

      Приходят

       люди,

      ходят,

       будят.

      Добудились еле —

      с углей

       угорели.

      В окно —

       сугроб.

       Глядит горбат.

      Не вымерзли покамест?

      Морозы

       в ночь

       идут, скрипят

      снегами – сапогами.

      Небосвод,

       наклонившийся

       на комнату мою,

      морем

       заката

       облит.

      По розовой

       глади

       моря,

       на юг —

      тучи-корабли.

      За гладь,

       за розовую,

      бросать якоря,

      туда,

       где березовые

      дрова

       горят.

      Я

       много

       в теплых странах плутал.

      Но только

       в этой зиме

      понятной

       стала

       мне

       теплота

      любовей,

       дружб

       и семей.

      Лишь лежа

       в такую вот гололедь,

      зубами

       вместе

       проляскав —

      поймешь:

       нельзя

       на людей жалеть

      ни одеяло,

       ни ласку.

      Землю,

       где воздух,

       как сладкий морс,

      бросишь

       и мчишь, колеся, —

      но землю,

       с которою

       вместе мерз,

      вовек

       разлюбить нельзя.

14

      Скрыла

       та зима,

       худа и строга,

      всех,

       кто навек

       ушел ко сну.

      Где уж тут словам!

       И в этих

       строках

      боли

       волжской

       я не коснусь

      Я

       дни беру

       из ряда дней,

      что с тыщей

       дней

       в родне.

      Из серой

       полосы

       деньки,

      их гнали

       годы —

       водники —

      не очень

       сытенькие,

      не очень

       голодненькие.

      Если