Сочинения. Владимир Маяковский

потерей,

      и схватки

       вспыхивали

       жарче полдня

      за каждым диваном,

       у каждой портьеры.

      По этой

       анфиладе,

       приветствиями оранной

      монархам,

       несущим

       короны-клады, —

      бархатными залами,

       раскатистыми коридорами

      гремели,

       бились

       сапоги и приклады.

      Какой-то

       смущенный

       сукин сын,

      а над ним

       путиловец —

       нежней папаши:

      «Ты,

       парнишка,

       выкладывай

       ворованные часы —

      часы теперича наши!»

      Топот рос

       и тех

       тринадцать

      сгреб,

       забил,

       зашиб,

       затыркал.

      Забились

       под галстук —

       за что им приняться? —

      Как будто

       топор

       навис над затылком.

      За двести шагов…

       за тридцать…

       за двадцать…

      Вбегает

       юнкер:

       «Драться глупо!»

      Тринадцать визгов:

       – Сдаваться!

       Сдаваться! —

      А в двери —

       бушлаты,

       шинели,

       тулупы…

      И в эту

       тишину

       раскатившийся всласть

      бас,

       окрепший

       над реями рея:

      «Которые тут временные?

       Слазь!

      Кончилось ваше время».

      И один

       из ворвавшихся,

       пенснишки тронув,

      объявил,

       как об чем-то простом

       и несложном:

      «Я,

       председатель реввоенкомитета

       Антонов,

      Временное

       правительство

       объявляю низложенным».

      А в Смольном

       толпа,

       растопырив груди,

      покрывала

       песней

       фейерверк сведений.

      Впервые

       вместо:

       – и это будет… —

      пели:

       – и это есть

       наш последний… —

      До рассвета

       осталось

       не больше аршина, —

      руки

       лучей

       с востока взмолены.

      Товарищ Подвойский

       сел в машину,

      сказал устало:

       «Кончено…

       в Смольный».

      Умолк пулемет.

       Угодил толков.

      Умолкнул

       пуль

       звенящий улей.

      Горели,

       как звезды,

       грани штыков,

      бледнели

       звезды небес

       в карауле.

      Дул,

       как всегда,

       октябрь ветрами.

      Рельсы

       по мосту вызмеив,

      гонку

       свою

       продолжали трамы

      уже —

       при социализме.

7

      В такие ночи,

       в такие дни,

      в часы

       такой поры

      на улицах

       разве что

       одни

      поэты

       и воры.

      Сумрак

       на мир