Проза жизни. Владимир Николаевич Лукашук

тут лежит?

      – Так осужденный… – вставил прапорщик.

      – Не положены контакты с вольными.

      – Меня не интересует, кто он для вас, – перебил его завотделением. Его внимательные глаза твёрдо посмотрели из-под густых бровей. – Здесь он прежде всего больной.

      Завотделением перевёл взор на подчинённых:

      – Положите его в палату.

      – Так ведь, Николай Степанович, нет мест у нас, – заикнулся вновь толстячок.

      – А что у нас с женской палатой? – задал неожиданный вопрос заведующий.

      Толстячок смутился:

      – Там одно место пустует. Но мы же не положим его туда!

      – Я не об этом. Поменяйте мужчин и женщин палатами. На освободившееся место положите этого пациента.

      – Всех?.. – опешил толстячок.

      – Ну да. Что удивительного? – удивился завотделением. Недовольно глянул на помощника: – Для нас он – больной. И пусть до обеда его приведут ко мне на осмотр.

      Вся свита вместе с заведующим двинулась дальше по коридору.

      – Вот это да-а… – покачала головой медсестра Ольга. Она сегодня была вместо Светланы.

      – А кто он? – осторожно спросил Вячеслав.

      – О-о, это Алимов, заслуженный врач эРэСФээСэР, – с уважением сказала Ольга. – Николая Степановича весь Камышин знает. Хирург от Бога! Тебе повезло – он только что вышел из отпуска.

      Охрана была недовольна. Однако прапорщик решил не усугублять ситуацию. Как-никак, не он тут начальник, вдруг придётся попасть к этому хирургу с болячками? Поэтому конвоиры устроились возле палаты.

      Вячеслав, поражённый таким отношением к себе, чуть не сгорал от стыда. Он старался не глядеть вокруг, ибо чувствовал себе прокажённым. Правда, уже через полтора часа его повели на приём к Алимову.

      Процедура осмотра была не слишком приятной. Но куда деваться! Опросив больного и осмотрев задницу, хирург прокомментировал:

      – У вас внутреннее кровотечение. Готовьтесь к операции на завтра.

      – А нельзя, доктор, без операции? – робко возразил Вячеслав. – Что-то не хочется шкуру портить.

      Алимов пожал плечами:

      – Поедете обратно в колонию. Пусть там попробуют вылечить без операции. У вас отличный вариант умереть неповреждённым снаружи.

      Вячеслав вздохнул, молча махнул рукой.

      Обед уже ему не принесли, дали только стакан молока. Он опять уставился за окно. Вспомнились чьи-то строчки: «Ты будешь, как больной, смотреть через окно. И кожа ссохнется, и мышцы ослабеют…». М-да… Он никак не мог поверить, что его будут резать. «А напишу-ка я стихи Светлане», – родилась в мозгах бредовая идея. – Кстати, как там дальше в стихотворении? «Себя преодолеть…» Да, я так просто не сдамся».

      На зоне Доктор немного баловался стихами, и, вроде, даже получалось что-то дельное, как говорили его кенты. Удивительно, но голова слегка прояснилась, и будто впереди замаячила надежда. Организм вдруг обрёл второе дыхание. Как говорится, пан или пропал!

      Он достал из сидора тетрадку и карандаш.

      ***

      Утром