Мой дядя – Пушкин. Из семейной хроники. Лев Павлищев

Пушкин 1816—1825 гг. по документам Остафьевского архива» на странице 70 напечатано между прочим: «Две последние строфы в первоначальной редакции представляют несколько вариантов от текста, напечатанного в «Северных цветах»:

      Его удел: блеск славы горделивой,

      Сияющей из лона бурных туч,

      И от нее падет блестящий луч

      На жребий твой, смиренный, но счастливый.

      Но ты ему спасительнее будь (еще полезней).

      Свети ему звездою безмятежной!

      И в бурной мгле участьем дружбы нежной

      Вливай покой в растерзанную грудь

      (тоскующую, томящуюся).

      Издатель «Северных цветов», барон А.А. Дельвиг, друг Пушкина, подарил экземпляр этого альманаха моей матери с собственноручной надписью. Хранится у меня.

      40

      Считаю не лишним напомнить читателям эту прелестную элегию дяди:

      Дар напрасный, дар случайный,

      Жизнь, зачем ты мне дана?

      Иль зачем судьбою тайной

      Ты на казнь осуждена?

      Кто меня волшебной властью

      Из ничтожества воззвал,

      Душу мне наполнил страстью,

      Ум сомненьем взволновал?..

      Цели нет перед мною:

      Сердце пусто, праздней ум,

      И томит меня тоскою

      Однозвучный жизни шум.

      26 мая 1828 г.

      41

      Дядя Александр написал на брата следующие шуточные стихи:

      Наш приятель Пушкин Лев

      Не лишен рассудка;

      Но с шампанским жирный плов

      И с груздями утка

      Нам докажут лучше слов,

      Что он более здоров

      Силою желудка…

      42

      Говоря по-французски, брат с сестрой были на вы, по-русски же – всегда на ты.

      43

      Заимствованная Пушкиным у Мицкевича одна из песен западных славян, «Будрыс и его сыновья», появилась в печати гораздо позже этого разговора с моей матерью, а именно в 1832 г.

      44

      Надеюсь, вы поняли, после всего того, что мне рассказали, что эта смерть была неизбежной (фр.).

      45

      Врагов своих, между прочим, Александр Сергеевич заклеймил эпиграммой «Приятелям», а любопытных – эпиграммой под тем же названием. Считаю кстати не лишним привести их:

      1) Приятелям

      Враги мои, покамест я ни слова…

      И, кажется, мой быстрый гнев угас;

      Но из виду не выпускаю вас

      И выберу когда-нибудь любого:

      Не избежит пронзительных когтей,

      Как налечу нежданный, беспощадный!

      Так в облаках кружится ястреб жадный

      И сторожит индеек и гусей.

      2) Любопытный

      – Что ж нового? «Ей-богу ничего».

      – Эй, не хитри: ты, верно, что-то знаешь.

      Не стыдно ли, от друга своего,

      Как от врага, ты вечно все скрываешь…

      Иль ты сердит? – Помилуй, брат, за что?

      – Не будь упрям: скажи ты мне хоть слово…

      «Ох, отвяжись, я знаю только то,

      Что ты дурак, да это уж не ново».

      46

      Дядя в этом ра