Сталинград. Том седьмой. С чего начинается Родина. Андрей Воронов-Оренбургский

он.

      – Ты чо там скрипишь, чуркан? А по рогам, сохатый? – ледяные глаза гвоздями впились в горца.

      И тут, будто вспышка молнии! – Он вспомнил это лицо. – Фон Дитц! – те же глаза, те же резкие хищные черты лица, будто высеченные из белого мрамора. Уо-ех! И такая безумная ярость обуяла Танкаева, такой объясняющий, побуждающий гнев, что по лицу его, словно скользнули языки бурлящего пламени.

      Вовремя поставив левой рукой блок, правой он нанёс апперкот в челюсть. Голова белобрысого мотнулась в сторону, сыро блеснули зубы, белки глаз. И прежде чем бандит смог нанести новую серию ударов, Танкаев сгруппировался и ударом ноги в колено осадил нападавшего. И тотчас, с другой ноги пнул прыткого вышибалу в голову, чувствуя, как хрустнули связки бедра.

      Белобрысый отлетел к стоявшей рядом машине, кувырнулся через капот и затих в ледяной жиже из бензина и снега.

      * * *

      Он снова сбил дыхание. Втягивал рваными глотками морозный, пропахший выхлопными газами воздух. Старался держаться ровно, чувствуя, как жестко, почти со стуком, работают его отвердевшие мышцы и сухожилия. Считал по привычке продолжительность вдоха и свистящего жаркого выдоха, количество скачков и ударов сердца.

      Под выкрики-свист зевак, он собрался уже затеряться в толпе, когда услышал за спиной проклятья Лимона в свой адрес. Генерал тяжело подошёл к главному сутенёру, взгляд чёрных аварских глаз припёр его к бордюру:

      – Что…упёрся зубами в асфальт, шайтан? Вижу…лоб ты забрил по моде, как зек, а вот от армии откосил. В глаза! В глаза мне смотри!

      – И чо? – борзо, с вызовом процедил Лимон, щуря заплывший глаз, блатно выворачивая разбитые губы.

      Генерал сильнее надавил ребристой подошвой на отъеденную рожу:

      – А то, что на каждую хитрую жопу есть хер с болтом! Цх-х! В армии, тебе – барану, быстро бы мозги вправили. Научили бы Родину любить. У нас ведь, как:» не знаешь – научим, не хочешь – заставим». Уж поверь мне.

      – Ты…военрук, что ли? – Лимон цвиркнул сквозь зубы красной ниткой слюны.

      – Вроде того. А вот со старшими надо на «вы»!

      Массивный десантный башмак оторвался на миг и вновь опустился на бритую башку. Послышался шмякающий костяной удар об асфальт.

      – Ты мне нос сломал!

      – Радуйся, что не другое.

      – Ой, бля!.. Больно же!

      – Блядь твоя судьба, которая сделала из тебя не защитника Отечества, а кусок дерьма. Место твоё на нарах. И запомни: каждый баран, как ты, рано или поздно будет подвешен на крюк за свои яйца. Дошло-о?

      – Ага-а… – жалобно проблекотал Лимон, схаркивая чёрный сгусток и осколки эмали.

      – И ещё заруби: обходи меня. Попадёшься со своими шакалами – убью! Понял?

      – Угу…

      – Не «угу», а так точно.

      – Так точно…командир.

      Когда генерал убрал ботинок с его сизо-бурой вздутой щеки, Лимон попытался подняться, но мозг захлестнула чёрная волна, и он вновь уткнулся в бетон, чувствуя как по спирали уходит всё глубже на дно какого-то тёмного