Рейд. Оазисы. Борис Конофальский

делает на заказ.

      – Ясно, спасибо.

      В участке было прекрасно. Был бак с водой, можно было попить. Вышел на улицу и без термометра смог сказать, что температура перевалила за сорок три. Пекло не на шутку, а ведь ещё и полудня нет. Что тут будет к трём часам дня…

      Дорогая, качественная полынь – это лёгкий порошок. Дозу не жуют и не глотают, её кладут в рот под язык, а там она сама быстро растворяется. От неё остаётся только чёрная слюна, лёгкая горечь, приятные видения и эндорфины в крови на полчаса. Полчаса. Всего полчаса, но ведь всем хочется эндорфинов всё время. И вот те, кто может себе это позволить, за вечер закидывают под язык три, четыре, пять или даже шесть порций этой горькой сладости.

      И начинают к ней привыкать. Так привыкают, что и часа потом не могут без неё провести. Они даже есть без полыни не могут, пища без неё кажется просто безвкусной, и насыщения не наступает, сколько еды не сожри. Хоть до рвоты жри, даже и намёка на сытость не почувствуешь. И потом людям приходится лечиться. А те, кто не лечится….

      Вроде, это главная городская площадь. В тени навеса у какого-то заведения стояли трое. Вернее, стояли двое, третий валялся в пыли. Спал или «улетал». Он увидал их первый, хотел пройти незамеченным, но уже знал, что они к нему прицепятся. Ну, хотя бы потому… Потому что больше тут никого не было.

      – Эй, друг, погодь… – сипло, едва выдавливая из себя воздух, кричал один из них.

      Он не обернулся, крикнул на ходу:

      – У меня нет денег.

      – Я вижу, ты тут впервой, – этот тип не отставал от него и шёл за ним. – А я тут всё знаю.

      – У меня нет денег, – твёрдо повторил Горохов, не останавливаясь.

      – Стой, друг… Ну, может, тебе что нужно, а вещи у тебя есть хорошие? Я знаю, куда их пристроить по хорошей цене…

      Горохов остановился, повернулся.

      Ни маски, ни очков, ни фуражки с козырьком. На солнце ему плевать, на пыль плевать. Так и есть, сгоревший от полыни человек. Черные, разъеденные полынью губы в язвах. Порошок – это для богатых. Такие жуют горькие, едкие стебли, жуют их всё время. А стебли полыни разъедают им зубы. А ещё у этого типа не видно глаз, почти не видно. Воды он пьёт мало, но бугристые и обширные отёки на лице у него не проходят. Пальцы корявые, он сам себя ими держит за грудки. Ему дышать тяжко. Это проказа, через полгода отёки начнут лопаться. Впрочем, Горохов не врач. Может, и через три месяца полопаются. Ко всему прочему, этот несчастный ещё и обмочился совсем недавно. Штаны не просохли даже при такой жаре.

      – Ты знаешь Адылла? – Спрашивает Горохов.

      – Дядя, я тут знаю всех, – сипит бедолага, он хочет казаться значимым, – пять копеек, и я тебе всё расскажу о любом, кто тут живёт больше года.

      – Копейка. – Твёрдо говорит геодезист.

      – Дядя, ты зря торгуешься. Я…

      Горохов поворачивается и идёт дальше.

      – Стой, ладно, копейка. – Сипит тип и, качаясь, идёт за ним.

      – Ну, так кто такой Адылл?

      – Да никто. И охотник, и саранчу давит, и за стекляшкой на озеро раньше ходил. Жена