В одно дыхание (сборник). Михаил Веллер

механический звук мегафона:

      – Всем по местам! Перерыв окончен!

      На съемочной площадке приняла ход деловитая многосложная катавасия.

      Генерал подошел к режиссеру.

      – Что Кутузов? – спросил режиссер и изломил рот, нарушив линию усов.

      – Получил краткое наставление по управлению армией в условиях мобильной обороны, – сообщил генерал.

      Режиссер крякнул, махнул рукой и наставил мегафон:

      – Свет! Десятки! Пиротехникам приготовиться!!

      Генерал со свитой полез на вышку. Звуковики маневрировали своими журавлями; осветители расправляли провода; джинсовые киноадъютанты сновали, художник требовал, монтажники огрызались, статисты дожевывали бутерброды и поправляли каски; запахло горячей жестью, резиной, вазелином, озоном, тальком, лежалым тряпьем; оператор взмывал, примериваясь. Режиссер заступал за предел напряжения не раз до команды: «Внимание! Мотор!», пока щелчок хлопушки не отсек непомерный черновик от чистой работы камеры.

      Переводя дух, потный, он закурил. Сцена шла верно. Картина двигалась тяжело. У него болело сердце. Он боялся инфаркта.

      Черная «Чайка» маячила за деревьями. В перерыве маршал вступил с объяснениями. Маршал, извинившись, в который раз объяснил, что воля ваша, но передвижение техники в этом районе и направлении выглядит явно бессмысленным, а пиротехнические эффекты вопиюще не соответствуют действительности. Режиссер, извинившись, в который раз объяснил, что воля ваша, но если привести натуру в копию действительности, то на экране ничего не останется от этой самой действительности.

      – Все делается единственно верным образом. И благодаря вам тоже, – любезность иссякала; прозвучало двусмысленно. Он отошел в осатанении от консультанта.

      Недоказуемость истины бесила его.

      Он отвечал головой за каждый кадр. Это была его главная картина. Он боялся инфаркта.

      Маршал мешал как мог. Он стал злом привычным.

      Генерал перегнулся с вышки:

      – Ви-ид отсюда, – поделился он.

      Тяготимый несчислимыми условиями, —

      – Дубль! – назначил режиссер, желая гарантии, терзаясь потребностью идеального совпадения кадра с постигнутой им истиной.

      «Дубль…» – хмыкнул маршал.

      Ему не было нужды лезть на вышку, чтобы отчетливо увидеть картину сражения. Он знал ясно, как за тем увалом, на невидимом отсюда поле заглатывая паленый воздух артиллеристы бьют по безостановочно и ровно подминающим встречное пространство танкам, как сводит на трясущихся рукоятях руки пулеметчиков, как сближает прицел вжатая в окопы пехота. Он знал хорошо, что будет здесь сейчас, если танки панцерной дивизии пройдут через порядки его ИПТАПов.

      Паук

      Беззаботность.

      Он был обречен: мальчик заметил его.

      С перил веранды он пошуршал через расчерченный солнцем стол. Крупный: серая шершавая вишня на членистых ножках.

      Мальчик взял спички.

      Он всходил на стенку: сверху напали! Он сжался и упал: умер.

      Удар