В одно дыхание (сборник). Михаил Веллер

под вечер.

      Разноцветные здания рвались в умопомрачительную синь, где серебрились и таяли облачные миражи.

      На самом высоком здании было написано: «Театр комедии».

      Императрица вздымалась напротив в бронзовом своем величии. У несокрушимого гранитного постамента, греясь на солнышке, играли в шахматы дряхлеющие пенсионеры.

      – Ваши отцы вернулись с величайшей из войн, – сказал ему старичок.

      – Кровь победителей рвет ваши жилы! – закричал старичок, голова его дрожала, шахматы рассыпались.

      Чугунные кони дыбились вечно над взрябленной мутью и рвали удила.

      Регулировщик с красной повязкой тут же штрафовал мотоциклиста, нарушившего правила.

      Солнце заходило над Дворцом пионеров им. Жданова, бывшим Аничковым.

      На углу продавали белые пачки сигарет – и красные гвоздики.

      У лоточницы оставался единственный лимон. Лимон был похож на гранату-лимонку.

      Человечек схватил его за рукав. Человечек был мал ростом, непреклонен и доброжелателен. Человечек потребовал сигарету; на листе записной книжки нарисовал зубастого нестрашного волка в воротничке и галстуке, и удалился, загадочно улыбаясь.

      Он зашел выпить кофе. За кофе стояла длинная очередь. Кофе был горек.

      Колдовски прекрасная девушка умоляла о чем-то мятого верзилу; верзила жевал резинку.

      Он перешел на солнечную сторону улицы. Но вечернее солнце не грело его.

      Пока он размышлял об этом, кто-то занял телефонную будку.

      Дороги он не знал. Ему подсказали.

      В автобусе юноша с измученным лицом спал на тряском заднем сидении; модные дорогие часы блестели на руке.

      На улице Некрасова сел милиционер, такой молоденький и добродушный, что кругом заулыбались. Милиционер ехал до Салтыкова-Щедрина.

      Девчонки, в головокружительном обаянии юности, смеясь, спешили к подъезду вечерней школы. Напротив каменел Дворец бракосочетаний.

      Приятнейший аромат горячего хлеба (хлебозавод стоял за углом) перебивал дыхание взбухших почек.

      «Весна…», – подумал он.

      ЕЕ не оказалось дома.

      Никто не отворил дверь.

      Он ждал.

      Темнело.

      Серым закрасил улицу тягостный дождь. Пряча лица в поднятые воротники, проскальзывали прохожие вдоль закопченных стен. Проносились автобусы, исчезая в пелене.

      Оранжевые бомбы апельсинов твердели на лотках, на всех углах тлели тугие их пирамиды.

      Сопутствующие условия

      Его должны были расстрелять на рассвете.

      На рассвете – это крупное везение. Еще есть время.

      Он лежал ничком в совершенной темноте. Вероятно, ногами к двери – швырнули.

      Спина была изодрана в мясо и присыпана рыбацкой солью. Боль вывела его из забытья. Боль была союзником.

      Связанные сзади руки немели.

      Он перекатился на спину, и боль перерубила сознание. Он смолчал и пришел в себя. Он просто забыл: нога. Левая нога попала под коня. Под ним убило коня.

      Он уперся правой