Мальчик и штык. Виктор Бычков

девка, не гляди ни на кого и не слухай. Только за стол сядь. Ты же не нищенка и не падчерица в собственном доме при живых родителях.

      Бабушка легонько подтолкнула девочку к столу.

      – Садись, садись и кушай, золотце моё. А я мамке твоей отнесу молочка.

      2

      Всё чаще и всё громче доносилась до деревни канонада, отдалённые взрывы; всё чаще над ней пролетали самолёты с красными звёздами.

      Всё ближе подходила Красная Армия.

      А молва о том, что немцев гонят от Москвы, ещё чуть-чуть, и наши будут уже в деревне, бежала быстрее всех.

      Сельчане спешили снять урожай, спасти всё то, что смогли посадить и вырастить на второй год оккупации.

      – Наши солдатики вернутся скоро, даст бог, – говорила бабушка Степанида. – Убраться бы в огороде, а то вдруг война через нас пройдёт, сотрёт всё или сгорит к чёртовой матери. А как жить? Вот война закончится, тогда и самая жизнь начнётся. А без хлеба какая ж это жизнь? Маята одна.

      А ещё бабушка Степанида ждёт сына и зятя. Их призывали на фронт вместе с Надькиным папой.

      – Если Господь будет милостив, если Богу будет угодно и мои хлопчики уцелеют в этой кровавой круговерти, вернутся живыми, – говорила старуха, осеняя себя крестным знамением, – а мне ж их угостить надобно. Стол накрою, приготовлю, всё выставлю на столе в саду. Усажу их за стол, а сама встану под яблонькой и буду любоваться… любоваться буду ими как святой иконой в церковке. Во как!

      Надька слушала бабушку и завидовала ей. Как же, она будет встречать своих родных, радоваться. А что будет делать Надя со своей мамой? С братиком? А что будет с папой? Думать не хочется.

      Танька Малахова – внучка бабушки Степаниды, тоже ждёт прихода наших. Потому как её папка на фронте, а мамка в партизанах медсестрой.

      Теперь они с Надькой снова подруги. И даже Гришка Кочетков и Петька Манников больше не грубят ей, и считаёт её своим товарищем.

      Ну, это после того, когда мамка ещё летом тайком узнала от папы и его подельников, что будет облава в деревне, что немцы будут выселять семьи партизан в специальный лагерь в Рославле, о котором ходили страшные слухи, и отправила Надю предупредить сельчан.

      Тогда многие из деревни успели уйти в леса, спрятались, переждали. И Манниковы, И Кочетковы, и Малаховы и ещё другие семьи.

      А сейчас уже немцам не до этого.

      На бывших колхозных полях в 1942-м и в этом году они заставили сеть пшеницу, рожь, картошку.

      Пшеницу убрали ещё в конце августа уже этого 1943 года, обмолотили. Рожь только-только сжали, сейчас лежит в снопах да суслонах на полях, «доходит». Это потом уж и её обмолотят, и отправят в Германию вслед за пшеницей.

      И картошку тоже.

      Хотя не её время – слишком молодая картошка, с нежной кожурой, не дозрела ещё.

      Но сельчане тайком всё равно роют её на бывших колхозных полях, прячут у себя в огородах в ямках, прикрывая соломой и землёй.

      – Хоть что-то уберечь от антихриста до прихода наших, – говорит