С Востока свет. Проза татарских писателей. Сборник

бы туда на поиски хоть десять человек. Ах, если бы она знала!.. Вот эта самая неизвестность и мучила её.

      Сандугач ковшиком плеснула воду на раскалённые камни. Пар опалил её мокрые от слёз щёки. Всё чаще ей казалось, что и из груди у неё торчит раскалённый камень. Иногда, в моменты, когда тоска становилась совсем невыносимой, кто-то словно распинал на этом камне её чувства и сжигал заживо её сердце… Она полюбила неправильно! Оказывается, бывает и любовь по ошибке, которую уже невозможно исправить, и она будет с тобою всю жизнь, подобно горбу на спине, и не выпрямится, сколько ты её ни приглаживай и ни растирай. Оказывается, любовь – это кому как повезёт… Кто-то ведёт ей счет: одна, две, три… десять-двадцать, а Сандугач сгорела в огне одной-единственной своей неправильной любви… Её израненное и обугленное сердце так и не оправилось.

      Зазвенел телефон. Обернувшись в покрывало, женщина вышла в предбанник. Звонила прислуга – дальняя родственница её мужа, «седьмая вода на киселе», которая жила у них в доме. Безмолвная, словно тень, Рокия в жизнь «молодых» не вмешивалась, мыла, готовила, убирала, а вечерами, уединившись в своей каморке, вязала шаль.

      – Слушаю, Рокия-апа, – сказала Сандугач.

      – Тут у ворот мужчина. Твой Бадри шофёра искал, вот он самый и пришёл. Мне открывать, что ли, пустить его?

      – Но ведь Бадри Саматовича нет дома. Не буду же я за него выбирать шофёра!

      – Так ведь шофёр-то не для него, а для тебя. Он уж, бедняга, третий раз приходит.

      – Мне шофёр не нужен, Рокия-апа. Я и сама умею рулить!

      – Так ведь Бадри боится, что ты куда-нибудь врежешься…

      – Рокия апа, давай не будем за меня переживать, ладно?!

      По деревенской привычке Сандугач разговаривала громко. Действительно, хоть она и прожила в городе немало лет, деревенские привычки не оставили её. Но Сандугач и не стеснялась этого. Разве это – недостаток? Конечно, нет. Человек, выросший на свободе и никогда в жизни – ни дома, ни у себя во дворе, ни в лесу не испытывавший чувства тесноты, не станет разговаривать шёпотом.

      – Ты чего орёшь? – В дверях сауны возникла Шакира. – Кого ругаешь? От твоего крика на улице воробьи с проводов попадали…

      Сандугач нажала на кнопку телевизора.

      – Там кого-то сватают мне в шофёры. Хочешь, тебе отдам.

      – Молодой?

      Они вдвоём уставились на экран. От ворот, сгорбившись, уходил какой-то мужчина.

      – У-у, но это очень древний экземпляр! Из бронзового века, – сказала Шакира, щёлкнув языком. – Смотри, смотри, еле ноги волочит… Зачем тебе ещё один старик? Мало того, что в доме имеется?

      – Я же говорю: это тебе, Шакира, тебе.

      – Хе, умная какая! Мне, значит, можно и старика, да? Спасибо, птичка ты наша!..

      Сандугач ещё раз посмотрела в спину удалявшегося человека. Он показался ей чем-то неуловимо знакомым. Когда-то она знавала одного, который так же шаркал при ходьбе ногами. Она до сих пор помнит его…

      – Что-то у нас сегодня не заладилось с отдыхом, – ворчливо сказала