Четвертая Беты. Гоар Маркосян-Каспер

и Поэту – восемнадцать. В восемнадцать лет все бывает всерьез и навсегда… Ну что, пойдем?

      Когда они вдвоем вышли за ворота Крепости, Дан внутренне удивился, он ожидал, что во дворе к ним присоединятся два-три охранника или хотя бы подадут машину.

      – А ты не боишься? – с любопытством спросил он.

      – Чего?

      – Того, что тебя где-нибудь пристрелят.

      – Кто?

      – Кто-нибудь. Брат или сестра, дочь или сын, муж или жена, возлюбленный или возлюбленная одного из тех, кто медленно умирает на каторге. Или быстро – в подвалах Крепости.

      Маран пожал плечами.

      – Смелый ты. Я бы на твоем месте боялся.

      – От судьбы не уйдешь, Дан.

      – От судьбы не уйдешь, но от пули можно.

      – Если пуля не судьба.

      – Я не знал, что ты фаталист.

      – Разве не быть фаталистом значит быть трусом? Не отставай!

      Маран свернул в кривой переулок, проваливавшийся в овраг, потом взбиравшийся на холм. Дома в переулке были одноэтажные, все какие-то скособоченные, скукоженные, неприглядные. За полуразобранными заборами пустые, заваленные рухлядью, обломками, загроможденные развалинами обрушившихся хозяйственных построек унылые дворы. И как всегда и везде, ни одной живой души – ни взрослых, ни даже ребятишек. Неужели детей здесь держат взаперти? Или район просто заброшен? Наверно, разве тут можно жить?.. Или все-таки можно?..

      Трущобы казались бесконечными, прошло не менее сорока минут, прежде чем Маран остановился у крохотного домишки с единственным зашторенным окошком и низенькой дверью.

      – Подожди меня здесь.

      Он открыл калитку, вошел во двор, стучал долго и терпеливо до тех пор, пока дверь не приоткрылась, переговорил с кем-то через порог и вернулся.

      – Его нет дома. Пошли дальше.

      Перед следующим, совсем уже развалившимся строением, которое и в лучшие свои времена, видимо, больше смахивало на сарай, он замедлил шаги.

      – Смотри, Дан. В этом дворце родился и вырос тот самый Маран, которого некоторые вполголоса называют всесильным.

      – Называют? А как с этим дело обстоит в действительности? – спросил Дан в упор.

      – С чем? С всесилием? Увы! – Маран улыбнулся, что случалось нечасто, улыбка у него была совершенно неотразимая, открытая, даже доверчивая. – К сожалению, тут больше видимости, нежели истины.

      – А ты хотел бы быть всесильным?

      – А ты – нет?

      – Не знаю. Наверно, нет.

      – Интересно. Я подметил, что могущество страшит людей не меньше, чем ответственность.

      – Меня не страшит ответственность, – возмутился Дан.

      – А меня – ни то, ни другое.

      Они еще долго кружили по городу, Маран сворачивал во всякие закоулки, стучался в двери, в окна, спускался в подвалы. Уже темнело, когда они углубились в район развалин. В глубине парка неясно светился огонек. Подойдя поближе, Дан понял, что перед ними одна из уцелевших служб дворца. Маран подтвердил его догадку.

      – Здесь были дворцовые кладовые, – сообщил он, спускаясь по довольно широкому каменному пандусу к большой