Ветер Севера. Риверстейн. Марина Суржевская

прямиком к часовне. Ксеня не любила это место. Говорила, что здесь ей неуютно, а вот мне часовня нравилась. Особенно тем, что здесь было пусто и тихо, можно было спрятаться от любопытных глаз послушниц и недовольных наставниц. Посидеть в тишине на истертых каменных ступенях, поворошить ногой опавшие листья и сухие иголки и подумать.

      Сидеть снаружи сегодня было слишком холодно, и я зашла внутрь. За пустой ритуальной чашей стояла старая лавка и громоздилась куча тряпья и соломы, которую складывал сюда привратник, про запас. Я остановилась в дверях, пережидая, пока глаза привыкнут к полумраку, и осторожно двинулась к лавке.

      Сквозь дыры в полуразрушенной крыше сочился тусклый свет, освещая истертый алтарь с углублением для свечи и затертую, уже почти не различимую фреску, изображавшую сценку из жизни святых старцев. Причудливая светотень сплела на полу замысловатый узор, как паук – паутину.

      И тут куча тряпья зашевелилась.

      Медленно, словно раздумывая, потянулись вверх истлевшие тряпки, осыпаясь вниз трухой и гнилой соломой, старый пузатый тулуп, раскачиваясь в тусклом свете, приподнялся и потянул ко мне пустые рукава…

      – Ветря-я-я-на…

      Я взвизгнула, в одно мгновение стянула с ноги башмак и запустила в оживший призрак.

      – А-а-а!– заорал призрак басом. – Ты что, с ума сошла, дурища??? Больно же!

      И из кучи тряпья вылез Данила, озлобленно потирая правый глаз и косясь на меня левым.

      – У-у… синяк будет! Ты что творишь-то? Как я теперь мамке покажусь, с фингалом? Она же придирками замучает, решит, что я снова с деревенскими подрался!

      Я уставилась на него, поджав озябшую без башмака ногу.

      – А зачем ты тут прячешься?

      – Так хмырь какой-то мимо ходил, копытами шуршал. Я и схоронился в соломе, чтобы он не засек, да за уши не отодрал.

      – Это не хмырь, это наш привратник. И отдай башмак, холодно!

      Башмак Данила отдал, но смотреть исподлобья не перестал.

      – Зачем ты вообще сюда пришел?

      – То есть как зачем? Ты же сама меня сюда зазывала!

      – Я тебя зазывала? Когда это?

      – Ты что, забыла? – с подозрением уставился на меня парень.– Сама же говорила, что будешь меня ждать на вечерней заре в часовне, около ельника!

      Я покачала головой. В его исполнение это звучала так, словно я его на тайное свидание приглашала!

      – Ладно, не хмурься. Вот, приложи к глазу медяшку, чтобы синяк не налился. Давай на лавку сядем, только говори тише, а то вдруг тот хмырь… хм, привратник будет мимо проходить. Еще подумает, что мы тут развратничаем.

      Данила залился мучительным румянцем, причем разом загорелся от шеи до ушей, как уличный светоч. Я с любопытством воззрилась на это. Никогда не видела, чтобы парни так краснели. Как стыдливая девица перед сватами! Хотя, как я уже говорила, у меня не велик опыт общения с парнями. То есть его вовсе нет.

      – Нужно больно… развратничать с тобой! Размечталась! – буркнул он.

      – И не собиралась, – чуть обиженно протянула я и отобрала свою медяшку.