Женщина Антарктида. Оганес Григорьевич Мартиросян

тебе свою улыбку,

      похожую на саркофаг.

      Нас ждут саратовские Липки,

      в которых бьются чех и даг.

      Наносят раны и увечья,

      целуя финками тела.

      Над нами облако овечье,

      деревья и колокола.

      Мы прогуляемся под ними

      и выйдем на одну из трасс,

      шагая к цели или мимо,

      пока дожди не смоют нас.

      Не принесут покой и волю,

      согласно пушкинским стихам.

      Сорвав афишу Павла Воли,

      уйдет по Волжской некий хам.

      Подобно сотням фейерверков

      украсит небо Ким Чен Ын.

      Мы по пути заглянем в церковь,

      подав просящему алтын.

      Поставим свечи, словно ружья,

      и скажем пламени: гори

      за всякий храм, где бог снаружи,

      а антипод его внутри.

      * * *

      Суббота, девятнадцатое мая.

      Почти что ничего не понимая,

      я еду на трамвае на Сенной.

      Венера и Юпитер надо мной,

      божественно и дьявольски пылая.

      Мы движемся, как по полю Селайя.

      За нами остается акведук.

      В Мали израильтянин Ким Ки Дук

      снимает От заката до рассвета,

      где Бутч садится на ракету Зеда

      и мчится в Вашингтон или Нью-Йорк.

      В моей душе отрада и восторг.

      Я слушаю невыключенный плеер,

      а женщина, вытаскивая веер,

      спасает свое тело от жары.

      Летают пчелы, мухи, комары.

      Последних недостаточно и мало.

      Пока в театре имени Камала

      играют пьесу Горького На дне,

      американцы пишут о войне,

      которая является последней.

      Согласно их газетам, ставшим Этной,

      когда спускался с Арарата Ной,

      внезапно оборвался фильм Связной:

      с тех пор в горах Кавказа каждый год

      лавина гибнет, а Бодров живет.

      * * *

      В немом кино снимается Бальзак,

      играя человека и машину.

      Узрев над переносицей морщину,

      он скручивает пальцами косяк,

      предав его величие огню,

      вдыхая ганджубас неторопливо.

      – Здесь ранее склонялась долу ива, -

      он говорит ее остатку – пню

      и едет в Брюгге, а точнее в Гент,

      читая по пути Роберто Зукко.

      – Ты горе, наказание, разлука, -

      он городу бросает комплимент,

      а также улыбается ментам,

      ступая понарошку на планету

      и сообщая местному поэту,

      что рифма к слову Сталин – Мандельштам.

      * * *

      Азербайджанцы едут в Садахло,

      в далекое и близкое село,

      навстречу деревенскому концерту.

      Один из них в ладони держит верту,

      другой из носа выпускает дым.

      Я тоже был когда-то молодым,

      крутя в другую сторону планету.

      Писал, подобно Тютчеву и Фету,

      пропитанные юностью стихи.

      – Мне хочется попробовать ухи,

      с которою я выпил бы киршвассер, -

      бросает выходя