О, Мари!. Роберт Енгибарян

У нас четыре комнаты, одну возьмете вы, думаю, и на кухне место для нашей белокурой парижанки найдется. Понятно, что она там появится только для того, чтобы покушать. А я брошу английский и начну заниматься французским. Все очень даже интересно складывается.

      – Папа, меня могут выгнать из университета, наказать, даже посадить!

      – Что случилось? – отец моментально стал очень серьезным.

      Я рассказал всю историю в общих чертах, стараясь поменьше упоминать о Мари.

      – И этот артист сейчас в больнице? Есть угроза его жизни?

      – Врачи говорят, рана серьезная, но опасность миновала.

      – И он требует от вас пять тысяч рублей? Да, это, конечно, немалые деньги. Но опасность кроется в другом – в незаконном хранении огнестрельного оружия, это тоже чистый криминал.

      – Знаю, но пистолет – наша единственная серьезная улика. Если дело примет другой оборот, артиста можно посадить именно за незаконное хранение оружия.

      – Что вам с того, что артиста посадят? Начнем с того, что пока во всей этой истории он единственный потерпевший. Публика его любит, и этот случай – дополнительная реклама для него, как и для парижанки, за которую два стокилограммовых спортсмена набросились на подвыпившего артиста, еле стоящего на ногах. Один из них применяет излюбленный прием уличных хулиганов, кувалдой-головой ломает любимцу публики носовую перегородку, а другой, уже побывавший под следствием за убийство, правда, совершенное как будто в рамках необходимой самозащиты, наносит человеку глубокое ранение в живот. Дослушай, не делай резких движений. Все там присутствовавшие также подлежат наказанию за то, что не сообщили о преступлении. Но с учетом того, что они студенты и это было в первый раз, их ждет административное наказание, так как, повторяю, фактически они стали свидетелями преступления и никому не сообщили. Понял? Вот так, сын, выступают адвокаты, прокуроры, вот так преподносят газеты. Конечно, нам с отцом Рафы в этом случае на своих должностях не удержаться. Как я могу быть руководителем идеологического фронта, если мой сын, борец-хулиган, наносит трагическому герою, учтите, Русского театра, травму? Может быть, он вообще против того, чтобы в Армении действовали культурные заведения на русском языке? Да еще и родные дяди его отца отличились: один был армянским националистом, убил пристава, а другой, царский офицер, сражался против Советской власти. Не говоря уже о материнской линии, тоже далеко не пролетарской. И вот их потомок сегодня наносит травмы не кому-нибудь, а человеку – проводнику языка великого Ленина, в далекой, мечтающей о независимости и историческом реванше Армении. Вот, мой мальчик, как можно объяснить происходящее. Первый же инструктор ЦК КПСС или Комитета партийного контроля из Москвы напишет такой доклад, что ты сам себя будешь презирать и требовать самого сурового наказания. А если к этому делу еще подключится КГБ, а они обязательно подключатся, им сейчас особо нечего делать, окажется, что Мари – это не Мари, а Мата Хари, засланная в нашу родную социалистическую страну шпионить и разлагать советскую молодежь. Она уже смогла