Ричард Длинные Руки – эрбпринц. Гай Юлий Орловский

под твоим командованием. Вторая новость, сын мой, похуже, увы…

      – Отец Дитрих?

      Он задержал чашку на полдороге, из груди вырвался вздох.

      – Кейдан изо всех сил укрепляет свою власть! А еще старается перетащить на свою сторону и тех лордов, что получили земельные угодья от тебя, сын мой.

      – Гад, – сказал я коротко. – Что с флотом?

      Он сделал глоток, от удовольствия зажмурился. Я сделал и себе чашку побольше, припал к ней, как голодный паук к молодой толстой мухе.

      – Работы продолжаются, – ответил он минуту спустя. – Новые корабли Кейдан вряд ли будет закладывать, но начатые закончит, иначе было бы бесхозяйственно.

      Я вздохнул.

      – Надо закладывать и новые!.. Океан велик.

      Он сказал кротко:

      – Надо. Тем более доходят тревожные вести с морей… Пока многое неясно, но ощутимо, что некто собирает огромные силы.

      Я стиснул челюсти, но смолчал, ругань приносит облегчение только простолюдинам. Он продолжал пить кофе мелкими осторожными глотками.

      – Об этом «некто», – спросил я, – так ничего и нельзя узнать?

      Он покачал головой.

      – Увы.

      – Возможно, это ни некто, а нечто?

      Он ответил со вздохом:

      – Верно. А как твои успехи?

      – Все по плану, – заверил я бодро. – Отец Дитрих, вот что очень важное я все хочу сказать вам, да как-то либо время не выберу, чтобы вас не слишком беспокоить, то слов не насобираю правильных…

      Он посмотрел с удивлением.

      – Сын мой, в твоем голосе тревога. Что случилось?

      – Святой отец, – сказал я смиренно, – вы благословили меня на печатание Библии, дабы по экземпляру было в каждой церкви, а потом и в каждом селе…

      Он улыбнулся.

      – Сын мой, теперь верю, что когда-то осуществится и твоя заветная мечта насчет Библии в каждом доме!

      – Спасибо, святой отец, – сказал я, – теперь чертежи по устройству типографий пошли из Геннегау по всему Сен-Мари! А оттуда и по королевствам. Этот процесс уже не остановить…

      Он переложил чашку в левую руку, перекрестился правой.

      – Во славу Господа!

      – Аминь, – сказал я. – Наше христианство, как все больше думаю, – это не столько вера в Бога, уж простите меня, отец Дитрих, сколько вера в человека! Вера в то, что можно раздуть искру, которую вдохнул Господь, в бушующее пламя. И человек станет… скажем мягко, намного ближе к Богу.

      Он поерзал, проговорил морщась:

      – Сын мой, ты говоришь так… как мы, иерархи церкви, говорим между собой в узком кругу. Но крестьянам такое не объяснишь. Пройдут не годы, столетия, пока…

      – Книгопечатание, – прервал я, воспользовавшись неторопливостью его речи, – поможет ускорить созревание.

      Он медленно кивнул.

      – Да, это должно помочь. Поможет ли, не знаю, но должно бы помочь.

      – Должно, – ответил я. – Однако же, отец Дитрих, в этом есть и некоторая опасность… Вообще-то не совсем некоторая, это я по природной трусливости сглаживаю.

      Он посмотрел