Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины. Галина Артемьева

должна отвечать за свой путь и направлять машину так, чтобы она ехала по дороге.

      Просыпаюсь я после такого сна потная от усилий. Обязательно просыпаюсь! Перевожу дух. И потом, если не утро, засыпаю опять.

      Сон снился и снился. И я знала, что это важный сон. Что-то он мне втолковывает. Внушает мне, в чем заключается моя миссия.

      Я выбираю свой путь. Я отвечаю за свой путь. Я возвращаюсь на свой путь, если меня заносит.

      А в детстве я про себя говорила: я – выпрямительница дорог.

      Как папа спас мою голову

      Мама очень не любила меня расчесывать. Расческа застревала в моих кудрях, зубья выпадали. К тому же, чувствуя ее раздражение, я начинала орать «благим матом», то есть очень громко. Она больно расчесывала.

      Шампуней тогда никаких не было. Купали меня в оцинкованной ванночке. Голову мыли мылом. Оно промывалось плохо. На расческе от мыла оставались потом белые следы.

      Все это: и мытье головы, и расчесывание – казалось мне пыткой.

      А уж маме – тем более. Времени в обрез, дел полно, надо просто быстро расчесать, заплести косички, и всё. А тут нескончаемые душераздирающие крики…

      Кстати, папа ухитрялся расчесывать меня совсем не больно. С разговорами, шутками, песнями. Я и не замечала, как заканчивалась эта процедура. Но папа был все время занят.

      И вот однажды маме надоело.

      – Все! – крикнула она. – Хватит! Сейчас пойдем в парикмахерскую и снимем это все наголо.

      Я видела, что всех детей в округе действительно брили наголо. Девочки потом ходили в платочках, а мальчики – прямо так, с голыми головами. Косы имелись только у меня.

      – Нина, не делай этого! – воскликнула бабушка, у которой как раз начинался приступ астмы. – Нина! Не уродуй ребенка! Оставь ей волосы!

      – Нет у меня сил слышать, как она орет! – отказалась мама и потащила меня на улицу.

      Последнее, что я слышала, были сиплые стоны бабушки:

      – Нина, оставь голову ребенка в покое!

      Конечно, я испугалась за свою голову. Я не знала, что именно в парикмахерской делают.

      Может, как в моем повторяющемся сне, не только волосы срезают, а кому-то и головы. Чтоб не орали. Маму же раздражает именно мой крик. Волосы-то сами по себе молчат. Мешает моя голова. На ней рот. Ртом я кричу. И еще глаза. Из них выливаются слезы. Вот что ей на самом деле мешает!

      Ору я почище любой пожарной сирены.

      На улице мать ожидает ее младшая сестра, моя тетя. У мамы много сестер. Я их не люблю. Они не добрые. Когда мама приходит со мной к ним, они рассматривают меня, как чужую, как неведомую зверюшку. Так я чувствую.

      Мама с ее сестрой несут меня, извивающуюся и заходящуюся в крике, в парикмахерскую. Сажают в кресло.

      – Под ноль! – говорит мама.

      – Не жалко? – спрашивает парикмахерша.

      – Новая отрастет, лучше прежней. (Она о косе, а я уверена, что о голове!)

      – Не отрастет! Не отрастет! – рыдаю я.

      Я знаю, что ни руки, ни ноги, ни тем более головы у человека не отрастают. Только волосы и ногти. Но не головы!

      Нет мне спасения!

      – Пусть кричать перестанет,