В плену любви I. Людмила Ладожская

выбежали из кустов, пересекли дорогу. Еще немного пробежали вместе по направлению к почте, потом молча посмотрели друг на друга, кивнули и разбежались каждая в свою сторону.

      ************************************

      Казалось, что город вымер. Тася мчалась к дому, что было сил. Когда в поле зрения появился ее дом, ей показалось, что она проделала путь от почты до дома на одном дыхании. Ей оставалось совсем немного, пройти пару домов, перейти дорогу и оказаться под защитой своей дорогой бабушки. «Бедная, она, наверное, уже вся переволновалась. Дернул же черт нас пойти на эту речку. Вот же дуры бестолковые. Война идет, а нам, видите ли, отдохнуть захотелось», – ругалась про себя Тася. Вдруг она услышала мотор мотоцикла, но спрятаться было некуда, а перепрыгнуть забор соседнего дома она не рискнула. Только сейчас она пожалела, что нарядилась в этот яркий желтый сарафан, который был как бельмо на глазу. Тася взяла себя в руки и, пытаясь быть спокойной, перешла дорогу и пошла к своему дому.

      Мотоциклисты заметили девушку, остановились, стали что-то громко говорить и смеяться. Потом они подъехали к колонке, которая находилась недалеко, достали фляжки, стали наливать воду и наблюдать за девушкой.

      Тася нырнула в калитку и, словно горная лань, перепрыгивая несколько ступенек, влетела в дом и бросилась в объятия своей обеспокоенной бабушки. Пелагея Семеновна не отходила от окна, ждала внучку, когда соседский паренек прибежал и сообщил, что в город пришли немцы. Она видела в окно, как мотоциклисты остановились. А когда увидела, как Тася промелькнула перед домом, очень занервничала.

      – Ну, все, все, хватит, моя девочка. Все, ты дома, со мной. Пока я жива, ничего не бойся. Сейчас чайку попьем с мятой, успокойся, моя хорошая,– убаюкивающим голосом говорила Пелагея Семеновна прильнувшей к ней внучке.

      Она усадила Тасю за стол, поставила чашки и пошла к печке за чайником. Но шум распахнутой резко двери заставил эту полную женщину в два прыжка вернуться к столу. Она встала сзади Таси, обняла за шею. Девушка закусила губу и судорожно вцепилась в руку бабушки.

      Немец был очень высоким, с редкими рыжими волосами и такой же недельной щетиной. Он улыбался, показывая свои желтые зубы. Так они молча смотрели друг на друга минуту, но для Таси это была вечность. Она нутром чувствовала опасность.

      Немец стал осматриваться по сторонам. Комната, в которой они находились, была просторной. Она служила и кухней, и столовой. Прямо напротив входной двери имелась печка, рядом с которой стояли самодельные шкафчики для продуктов и умывальник. В центре стоял большой стол, где в праздники, когда еще была жива дочка с зятем, собирались гости. В стороне стояла кровать, на которой спала Пелагея Семеновна.

      Взгляд немца остановился на проеме в другую комнату, Тасину. Пока семья была в полном составе, там спали Егор с Танечкой. После их смерти комната стала Тасиной. А небольшую комнатку, квадратов семь, бабушка с внучкой переделали под своего рода мастерскую. Крестная Таси, которую жизнь закинула в Новгород, подарила на день рождения