Мемуары убийцы. Ким Ёнха

s>Чхве Чжэбон, литературный критик, газета «Хангёре»

      Последний раз я убил человека двадцать пять лет назад. Или двадцать шесть? Не столь важно, примерно так. До тех пор, пока я не остановился, мною двигала отнюдь не жажда убийства и не какое-нибудь сексуальное извращение, как обычно думают люди. Это было ощущение несовершенства. Надежда на то, что удовлетворение может быть более полным. Закапывая очередной труп, я повторял:

      – В следующий раз сделаю ещё лучше.

      Я прекратил убивать потому, что надежда исчезла.

*

      Я вёл дневник. Бесстрастная запись ходов, словно в игре го, – мне казалось, это необходимо. Думал: лишь фиксируя, что сделал не так и что испытываю по этому поводу, я не повторю тяготивших меня промахов. Школьники делают работу над ошибками, так и я скрупулёзно отмечал детали убийств и тщательно излагал на бумаге свои ощущения. Совершенно бесполезная была писанина.

      Мне сложно было подбирать слова. Обычный дневник, не что-то высокохудожественное, но писал я с большим трудом. Восторг или досаду, которые я испытал, никак не получалось отразить в полной мере. От этого портилось настроение. Я прочёл почти все произведения из школьных учебников, но там не было нужных мне фраз. Поэтому я начал читать стихи. Это стало моей ошибкой.

      Лектор в классе поэзии Культурного центра был примерно моего возраста и сам сочинял стихи.

      На первой лекции он с самым серьёзным видом заявил следующее, чем немало меня насмешил:

      – Поэт разделывается с языком, как опытный убийца с захваченной жертвой.

      К тому времени я успел закопать десятки жертв, поиграв с ними в игру «захватить и разделаться». Только мне в голову не приходило сравнивать своё занятие со стихосложением. Раз уж на то пошло, убийство больше похоже на прозу. Каждый, если попробует, придёт к такому же выводу. Убивать – дело более грязное и хлопотное, чем принято думать.

      Как бы там ни было, благодаря лектору я заинтересовался поэзией. Я не способен испытывать грусть, но юмор находит во мне отклик.

*

      Читаю «Алмазную сутру».

      «…создать безопорное сознание, которое бы ни на что не опиралось»[1].

*

      Я долго ходил в поэтический класс. Думал, избавлюсь от лектора, если не оправдает моих ожиданий, но, на его счастье, мне было весьма интересно. Ему несколько раз удавалось меня рассмешить, и он дважды хвалил мои стихи. Поэтому я оставил его в живых. Наверняка и не знает, что живёт взаймы. Не так давно прочёл его новый сборник – полное разочарование. Может, действительно следовало его закопать? Даже я, прирождённый убийца, оставил своё занятие, а этот бездарь продолжает писать. Какая наглость!

*

      Последнее время часто падаю. То свалюсь с велосипеда, то споткнусь о камень. Многое забываю. Сжёг уже три чайника.

      Позвонила Ынхи и сказала, что записала меня на обследование.

      Я разозлился и начал кричать на неё, она слушала молча, а потом заметила:

      – Точно что-то не так. Голову обязательно надо проверить. Первый раз слышу, чтобы ты злился.

      Я и в самом деле никогда не злился раньше? Пока я над этим раздумывал, дочь повесила трубку. Я хотел продолжить начатый разговор, но внезапно забыл, как обращаться с мобильным телефоном. Нажать кнопку «позвонить»? Или сначала набрать номер, а затем нажать? Но какой номер у Ынхи? И вроде бы был другой способ набора, совсем простой…

      Стало душно, накатило раздражение. Я отшвырнул телефон.

*

      Я не знал, как правильно сочинять стихи, поэтому просто описал процесс убийства, стараясь ничего не упустить. Если не ошибаюсь, первое стихотворение называлось «Нож и кость».

      Лектор сказал, что моё произведение оригинально. Что благодаря резким словам и красочному изображению смерти особенно остро чувствуется тщетность человеческой жизни. Он снова и снова повторял, что мои «метафоры» превосходны.

      – Что такое метафоры?

      Лектор усмехнулся – мне не понравился его смешок – и стал объяснять. Послушать его, метафоры – это когда выражаются в переносном смысле.

      Да неужели!

      Прошу прощения, старина, но смысл тут самый прямой.

*

      В руки попалась «Сутра Сердца»:

      «Поэтому […] в пустотности нет цвета и формы, нет ощущений, нет представлений, нет сил и влияний прежних деяний, нет собственно сознания, нет зрения, слуха, обоняния, вкуса, осязания и мышления, нет цветов и форм, звуков, запахов, вкушаемого, осязаемого и дхармо-частиц [ума], нет осознания зримого [и т. д.], как и нет осознания мыслимого. Нет также неведения, как и нет искоренения неведения, нет старения и смерти, как нет и искоренения старения и смерти.

      Нет также страдания, нет его причины, нет его прекращения и нет Пути.

      Нет также истинного Знания, как нет ни соединения [с ним], ни разъединения»[2].

*

      – Вы в самом деле раньше не учились писать стихи? – задал вопрос лектор.

      – А

1

Цит. по: Алмазная сутра// Андросов В. П. Буддийская классика Древней Индии. М. 2008 – с. 102.

2

Цит. по: Сутра Сердца// Андросов В. П. Буддийская классика Древней Индии. М. 2008 – с. 87.