НеСказки о людях, случившихся на моем пути (сборник). Таньчо Иванса

в звуках – это почти что бессмертие.

      Когда я открыл глаза и оглянулся, зал бесповоротно опустел. Остывший кофе стоял рядом со мной на ступеньке и отражал свет бледной красной лампы, единственной, оставшейся гореть. Музыка звучала гораздо тише прежнего. Возможно, именно это и вернуло меня с небес на землю. Оказалось, что мелодию, которую я в тот момент все еще слышал, играл не тапер, а Некто внутри меня. «Послевкусие рая…», – помню, подумал я в тот момент. Сам же музыкант за фортепиано явно спал – руки его безвольно свисали вниз, а голова покоилась на клавишах, затылком ко мне.

      На входе в зал возникла грузная уборщица с ведром в одной руке и шваброй в другой. Она молчала, угрожающе, я без слов понял, что мне предлагают выметаться. На входе в ресторан висела, конечно, табличка «работаем до последнего посетителя», но женщина с метлой всем своим видом показывала, что пора бы уже и честь знать.

      Однако не смотря на яростные взгляды уборщицы, я решил что имею право задержаться еще на минуту и отблагодарить тапера. Достал из кармана сто долларов (в тот вечер я был почти богат), но так и застыл, не донеся деньги до кармана его пиджака. Теперь, когда я навис над стариком и мне стало видно его лицо, я заметил, что глаза его широко распахнуты и закатаны к потолку, а рот приоткрыт.

      Страх – сильнейший из инстинктов. Я соскочил со сцены, уложившись в пол прыжка, и вынул мобильный. Уборщица непонимающе хлопала белесыми ресницами, но я не стал ей ничего объяснять. Набрал знакомый с детства номер скорой, проорал адрес и просил поторопиться. У меня еще оставалась надежда, что тапер жив. Через полчаса, провожая носилки с наглухо закрытым простыней телом, до меня дошло что все – теперь уже точно.

      Я бежал по улице, стараясь не останавливаться, не думать и не оглядываться. Хотел забыться, но мысли одна за другой появлялись и исчезали, не требуя впрочем, от меня осмысления.

      Я думал: «Это что же получается, тапер играл до самого последнего своего вздоха только для меня?»… Думал: «Как же так, я мог бы сразу прийти в сознание, как только музыка перестала звучать, и тогда его еще можно было бы спасти»… Думал: «Я даже имени его не знаю».

      Последнее что помню, как кричал: «Спасибо», в надежде, что тапер, там, на небесах, меня услышит. Мне было важно, чтобы он услышал, и я старался изо всех сил докричаться до него сквозь шум грозы, разразившейся на предрассветном небе.

      Год я обходил «Консенсус» десятой дорогой. Не хотел, чтобы воспоминания о той ночи вернулись. Я хотел помнить только его профиль и Гершвина, льющегося из-под его обезображенных артритом пальцев. Но воспоминания болью отзывались где-то в уголке сердца, маленьком, но значительном, и я старался, как можно дольше их отгонять.

      Но сегодня годовщина его смерти. Я не могу не вернуться в тот ресторан. Больше того, я не иду – спешу со всех ног. Сам не знаю почему. Что я надеюсь там найти? Наверное, мне просто хочется отдать сиюминутную дань его мастерству, его жизни. Какой она была – неведомо, но мне почему-то кажется, что хорошей.

      Сегодня старенькое фортепиано