Продавец проклятых книг. Марчелло Симони

господин.

      Продавец реликвий улыбнулся и ответил:

      – Господин? Я не занимаю высокого места в церкви! Зови меня по имени и говори мне «ты».

      Уберто успокоился и бросил взгляд на Гийома, который бесстрастно, но внимательно наблюдал за происходившим.

      – Скажи мне, ты послушник? – спросил мальчика Игнасио.

      – Нет, – вмешался Райнерио. – Он…

      – Прошу вас, отец настоятель, дайте сказать мальчику!

      – Я не монах и еще не послушник. Я новообращенный и готовлюсь в послушники, – ответил Уберто, удивляясь тому, что гость-торговец разговаривает с Райнерио бесцеремонно, как близкий человек. – Братья нашли меня, когда я был еще в пеленках. Здесь меня растят и учат.

      На мгновение лицо Игнасио сделалось грустным, а потом приняло прежнее выражение – отрешенное и полное достоинства.

      – Он отличный писарь, – добавил настоятель. – Я частенько даю ему переписать короткую рукопись или составить один документ из нескольких.

      – Я помогаю как могу, – подтвердил Уберто. В его тоне было больше смущения, чем скромности. – Меня научили читать и писать на латыни. – Он немного помедлил и спросил у Игнасио: – Вы… ты много путешествовал?

      Торговец кивнул, слегка поморщился при мысли о том, как же он невероятно устал за время своих странствий, и ответил:

      – Да, я побывал во многих местах. Если хочешь, мы поговорим о них, но позже. Я остановлюсь здесь на несколько дней, если разрешит настоятель.

      Райнерио изобразил отеческую доброту:

      – Дорогой мой, как я уже писал вам в ответ на ваше письмо, мы рады вас принять. Отдохните в нашей гостинице, она рядом с церковью. А ужинать можете в трапезной вместе с нашей монашеской семьей. Сегодня же вечером приходите на ужин и садитесь за мой стол.

      – Благодарю вас, отец настоятель. А сейчас я прошу у вас разрешения отнести мой сундук в комнату, которую вы нам выделите. Гийом тащил его сюда от самого парома, а сундук очень тяжелый.

      Настоятель кивнул, прошел в противоположный конец прихожей и выглянул наружу, пытаясь отыскать кого-то.

      – Хулько, ты здесь? – громогласно позвал он, стараясь что-то рассмотреть за очень плотной серой пеленой ливня.

      В ответ на зов из дождя возникла странная сгорбленная фигура с вязанкой дров на плечах. Это, очевидно, и был Хулько. Сгибаясь и покачиваясь под тяжестью своей ноши, этот человек подошел к настоятелю. Похоже, ливень его совершенно не беспокоит. Работник не был монахом. Возможно, крепостной или один из тех «посаженных на землю», иначе говоря, имевших свою хижину с маленьким участком земли монастырских рабов, которым поручались хозяйственные работы в обители. Хулько пробормотал что-то неразборчивое на непонятном наречии.

      Райнерио, явно недовольный тем, что должен лично отдавать приказы рабу, заговорил с Хулько, как дрессировщик с животным, которое приручает:

      – Хорошо, сынок. Дрова оставь в покое. Положи их вон туда. Молодец! Возьми тачку и помоги