Не родятся на яблоне груши. Марина Рузант

выгнать из ансамбля. Девушка рассказала о своих переживаниях Трофимовне и та сама предложила убирать по очереди. В репетиционные вечера убирала законная уборщица, в другие – помощница. Генеральная репетиция оказалась вне плановой и поэтому произошла накладка.

      Трофимовна аккуратно прошла на «чистое» и села на стул в сторонке, чтобы не мешать уборке. Нина не прекращая мытье полов, с нескрываемой тревогой поинтересовалась:

      – Все к празднику готовятся, пельмени лепят, холодец варят. Уже все готово?

      – Какой там готово, – посетовала женщина, – Не хочу мешать молодежи мириться.

      Девушка замерла в недоумении, подняла голову от тряпки и с немым вопросом в глазах, уставилась на Трофимовну. Та не торопилась делиться информацией. Поднялась со стула, расстегнула видавшее виды пальтишко, откинула на плечи платок и усаживаясь удобнее на стуле, заговорческим тоном поведала:

      – Ты же, поди, слышала, как меня председатель за Ольгу Сергеевну «причесал». Хотя вины моей нет. Откуда мне знать, как в городу живут. Чего едят, чего пьют? Я же не только за себя испугалась. А как медичка больная и заразная, так тиф все село выкосит. Как тут не беспокоится. Я же тифозных не видала.

      – Трофимовна, не лей воду на мельницу. Говори по делу. У меня сегодня репетиция, спешу очень, – остановила рассуждения Нина.

      – Я и так по делу. Пришла домой, вожусь потихоньку по хозяйству. Явилась из больницы Ольга. Глаза красные, сама зареванная. Я испугалась. Думаю, вот до чего невинного человека своими разговорами довела. Она разделась и шмыг за печку, на свою кровать. Слышу, плачет, да, так жалобно, с подвыванием. Я к ней. Мол, ты прости меня, Ольга Сергеевна, бестолковую. Не хотела имя твое языком своим поганым, порочить. Каюсь. Очень прошу, не плачь. Она повернула ко мне головенку свою и ну, пуще прежнего, реветь.

      Трофимовна заметно волновалась, передавая события вчерашнего дня. Вытерла уголком платка выступившие капельки пота. Нина забыла про тряпку, разогнулась, выпрямилась во весь рост и прислонилась к стене в ожидании сенсационных событий.

      – Я ее утешаю. Она ревет. Принесла ей кваску. Глотнула раз, другой. Смотрю, успокаивается. Села на кровати, ноги скинула на пол и говорит, что не из-за моих разговоров расстроилась. Она на меня зла не держит, не обижается. Здесь причина в другом. Я спрашиваю, в чем же. Мол, расскажи, легче станет. Может быть, смогу беде помочь.

      В самый интересный момент рассказчица поднялась со стула, проследовала по пустому коридору к баку с питьевой водой. Не спеша, набрала в кружку воды и выпила мелкими глотками, смакуя ситуацию, прекрасно осознавая собственную значимость и щекотливость передаваемого момента. Нина откровенно нервничала. Ей очень хотелось узнать, почему же, на самом деле, рыдала городская красотка. В то же время, нужно бежать на репетицию. Руководитель разозлится на опоздание. Приходилось выбирать между «хочу» и «надо».

      – Трофимовна, давай скорей. Говори уже. Времени нет, – с раздражением взмолилась Нина.

      – А