Среда выживания. Андрей Ливадный

Далеко. Во тьме. В холоде.

      Их слишком много. Ты не справишься. Убьешь лишь нескольких.

      Дрожащие, искаженные черты. Сознание потянулось за ниточкой ускользающего запаха, конвульсии прекратились, хондийский нерв внезапно притих, на свободу вырвались мысли, принадлежащие Егору Бестужеву.

      Холод. Серый лед, впитавший осадки вулканического пепла. Купол защитного поля. Отроги скал, торчащие, будто клыки, на входе в ледовое ущелье.

      Родька и Пашка ушли вперед, а он сбавил шаг, оглянулся.

      Одинокая, хрупкая фигурка замерла на краю обрыва. Он не различал черт лица, слишком велико расстояние, но знал, кто провожает их теплым, тревожным взглядом.

      Настя.

      Она из младших. Ей тогда было всего семнадцать. Они редко встречались, почти никогда не разговаривали, но Настя всегда знала, когда трое ребят уйдут во льды, выполнять очередное смертельно опасное поручение эшранга.

      Она приходила на край плато и провожала их, но Егору казалось, что теплый взгляд предназначен только ему.

      Паутинка запаха почти исчезла, но образ исхудавшей, повзрослевшей девушки на секунду окреп.

      – Настя… – едва слышный шепот сорвался с потрескавшихся губ.

      – Он успокоился! – удивился Шульгин. – Практически подавил обратную связь с нервом!

      – Отлично. Такого быстрого результата я не ожидал! Силен, однако! – повторил Метелин. – Свяжись с Родионом Бутовым. Узнай, есть ли среди пандорианцев девушка по имени Настя?

      – Зачем?

      – Он только что выдохнул ее имя. Едва слышно.

      – Бредит, наверное. Такое эмоциональное напряжение…

      – Делай, что сказано! – Метелин повысил голос. – Бредит или нет – разберемся. Нам нужно быстро поставить Егора на ноги, он должен обуздать хондийский нерв! Тут любые стимулы хороши!

      Сознание искажалось, выкидывало жуткие ассоциации.

      Нерв снова звенел от напряжения. Задавленные, нерастраченные чувства полыхнули, чуждые рефлексы гипертрофировали их, усилили до степени помешательства, абсурда.

      Образ исказился. Черты Насти таяли, вместо губ проступила жвала, глаза выпучились, приняли миндалевидную форму, узкий, вытянутый, ребристый лоб, покрытый бурыми крапинками, источал острый повелевающий запах, кожа ее щек отвердела, превратилась в хитин, наискось перечеркнутый влажными пульсирующими дыхательными прорезями.

      Тонко, тревожно, настойчиво заверещали несколько сигналов.

      – Постой! Сработал газоанализатор!

      – Нерв снова активен!

      – Записывай! У нас получилось! Смотри, его железы выделяют летучие соединения. Вот! Вот пошла расшифровка их формул!

      – У меня повышенная активность искусственной нейросети! Буфер между хондийским нервом и мозгом Бестужева перегружен!

      – Снимай показания! Нужна запись всех импульсов!

      – Есть идентификация по базе данных! Маркер размножения! Маркер защиты! Маркер безусловного приоритета в питании! Откуда они взялись?!

      – Хондийский нерв! Он воспринимает образ из сознания Бестужева!

      – Ну