Собиратель реликвий. Кристофер Бакли

грехов. Сам Иисус подивился бы такой оборотистости! Подобная практика, правда, имела своих оппонентов, равно как и сенсационное заявление Тецеля, что папская индульгенция может вызволить человека из чистилища, даже если он – Господи, помилуй! – надругался над целомудрием Пресвятой Девы Марии.

      Дисмас долго ломал голову, пытаясь разобраться в чисто технических аспектах. Ведь даже если допустить, что нашелся бы лиходей, способный помыслить о таком чудовищном злодеянии, то каким образом человек, живущий пятнадцать столетий после Христа, может вступить в плотские отношения с Непорочной Девой, учитывая к тому же, что после смерти Она во плоти вознеслась на Небеса? Дисмас решил больше не думать об этом: пусть богословы разбираются.

      Альбрехт, Тецель и Пфефферкорн завершили аттестацию. Совокупная ценность 296 реликвий, привезенных Дисмасом из Базеля, составила 52 206 лет отпуска из чистилища и обещала его преосвященству неплохую прибыль на вложенный капитал.

      Монсеньор Генк, смотритель соборной коллекции, объявил, что теперь собрание его преосвященства содержит более шести тысяч реликвий общей ценностью 9 520 478 лет досрочного освобождения из чистилища.

      – Мы довольны вами, мастер Дисмас, – объявил Альбрехт, – и приглашаем вас разделить с нами скромную трапезу. Нам с вами надо многое обсудить.

      Они сидели вдвоем в кабинете Альбрехта, под люстрой из оленьих рогов.

      – Путешествие из Базеля прошло хорошо?

      – Да, ваше преосвященство. По реке путешествовать легче. Прекрасное время года. Красиво. Листва и все такое.

      – Да. Останавливались по дороге?

      – Только на ночевку.

      – Никаких… инцидентов?

      – Обошлось без приключений. Слава Богу.

      – Именно, – покивал Альбрехт. – Слава Богу. Тем более с таким грузом, как ваш. Мы поинтересовались, так как получили депешу. Из верховий.

      – Вот как?

      – Нападение. На храм.

      – Хм. Как нехорошо.

      – Очень. И представьте, это произошло, когда вы плыли по реке. А что, если бы напали на вас?

      – Да… Но вот же я, жив-здоров, – улыбнулся Дисмас. – А позвольте осведомиться, какого рода нападение?

      – Богомерзкое. Святотатственное осквернение.

      Дисмас покачал головой:

      – Ужасно.

      – Поистине возмутительно. Из арбалета.

      – Восхитительное вино, ваше преосвященство. С вашего виноградника?

      – Мы рады, что вам нравится. Возьмете несколько бутылок с собой.

      – Ваше преосвященство слишком добры.

      – Дальше – в Виттенберг? К дядюшке Фридриху?

      – Как ваше преосвященство видят, к вам я явился в первую голову.

      – Мы этим польщены, Дисмас.

      – Я почел это за честь, ваше преосвященство.

      – Почему бы вам и нас не называть дядюшкой?

      Ну вот, снова-здорово. Когда речь зашла об осквернении церкви, сердце Дисмаса забилось чаще. С легкой улыбкой он сказал:

      – Как можно?