Мыс Трафальгар. Артуро Перес-Реверте

не говорит больше ничего, но Хинес Фалько угадывает остальное по его тону. Если эти бедняги скользят и спотыкаются уже сейчас, то лучше даже не думать о том, что будет, когда по доскам растекутся целые лужи крови. Внутренне содрогаясь, гардемарин просовывает голову в люк и отдает соответствующие распоряжения молоденьким юнгам, ожидающим внизу, на второй орудийной палубе, с бадьями песка. Когда им начинают посыпать палубу, бывалые моряки, переглядываясь, подталкивают друг друга локтями. Что скажешь, земляк? Да уж. Новички тихонько задают вопросы, а получив ответ, озираются по сторонам, раскрыв рты и вытаращив от ужаса глаза, которые чуть не вылезают из орбит, когда другие юнги начинают раскладывать между орудиями сабли, топоры и абордажные ножи, такие острые, что даже смотреть страшно. Появляется мальчуган лет десяти-двенадцати с ведром водки и высокой кружкой; по только что рассыпанному песку он переходит от человека к человеку и дает каждому отхлебнуть этой вонючей отравы, но скупо: времени хватает лишь на один глоток. Один из «стариков», столпившихся возле кабестана, нарочито громко произносит, не прекращая точить о камень абордажный топор:

      – Ну, коли моряка угощают выпивкой, значит, ему каюк. Верное дело.

      Дон Хасинто Фатас для проформы велит боцману записать имя остряка. Чтобы потом не забыть всыпать ему по первое число, говорит он. И боцман делает вид, что записывает, хотя все, кроме новичков, знают, что через полчаса, когда полетят щепки и картечь, а сверху начнут валиться обломки мачт, куски мяса и чего угодно, всем будет наплевать на то, что запишет или не запишет Фьерро, мать его за ногу. А пока боцман прячет записную книжку, гардемарин Фалько поднимает глаза и смотрит на необъятный лес дерева, парусов и снастей, поскрипывающий у него над головой, на укрепленные мачты и реи, прихваченные цепями, чтобы не обрушивались в бою. Кррр, кррр, чррр, чррр – скрипит все это, лениво покачиваясь на волнах, и юноша чувствует себя мышью, оказавшейся внутри скрипки, на которой пытаются играть неумелые руки. Хинес Фалько уже восемь месяцев на судне и знает его от клотиков до льял, но когда он оглядывается по сторонам, вот так, как сейчас, его просто подавляют пропорции этого чудовища – с иголочки, только что из ремонта, семидесятичетырехпушечного корабля: три с лишним тысячи тонн дерева, парусины, пеньки, железа и человеческой плоти, несомые корпусом, имеющим сто девяносто футов в длину и пятьдесят два в ширину, ниже ватерлинии обшивка медью, болты и гвозди бронзовые, везде американское дерево, феррольский дуб, астурийский бук, арагонская сосна, канаты из Мурсии и Валенсии, андалусская парусина, каталонская и севильская бронза, железо из Кантабрии. Совершенная машина, чудо инженерной мысли, артиллерийская платформа, созданная, чтобы передвигаться с помощью ветра, выдерживать шторма и крошить врага, если он позволит. Non plus ultra[41] с килем и обшивкой из лучших лесов Испании и Америки. Все чистое, выскобленное, металлические части надраены до блеска, каждый свободный трос и канат уложен в бухту. Сорок миллионов реалов

41

Non (nec) plus ultra (лат.) – «дальше некуда», высшая степень, крайность, предел чего-либо.