Обязан побеждать. Владимир Нестеренко

очень надежен, барахлит.

      Он встал, подхватил «дегтярь», сунул в рюкзак два запасных диска и, низко пригибаясь от веток, шагнул в опасность.

      – Удачи, Костя!

      – К чёрту! – откликнулся и бесшумно исчез, стараясь не оставлять на траве следов. И в нескольких метрах от ночлега напоролся на группу своих, вместе со знакомым офицером-особистом. Никудышнов был ранен в ногу, опираясь на палку, шёл сзади двух бойцов.

      – Товарищ майор, я вас знаю. Стойте! – спрятавшись за дерево, крикнул Белухин.

      – Ложись, к бою! – последовала команда, и все трое упали на землю, подставляя неизвестному человеку бока.

      – Не стрелять! Я лейтенант Белухин. Два дня назад я с вами разговаривал в штабе дивизии.

      – Как я могу тебе поверить? Покажись!

      – Уберите пистолет, тогда покажусь. Поостеречься в тылу не грех.

      – Как ты разговариваешь со старшим по званию, да я тебя…

      – Не вы меня, а я вас мог бы срезать одной очередью из «дегтяря». Как вы здесь оказались? Штаб находился гораздо восточнее.

      – Не тебе меня допрашивать.

      – Как хотите, но вы у меня под прицелом.

      – Ладно, я помню твой голос. Но ты должен был драться в составе полка, а празднуешь, как видно, здесь труса.

      – Он не трус, он сбил из ДП «фоккера», – неожиданно раздался голос Тани. Она стояла в нескольких метрах от лейтенанта, опираясь на винтовку. – Я вас тоже знаю, товарищ майор. Вы Никудышнов из особого отдела дивизии, допрашивали меня по поводу пулевого ранения одного бойца в спину.

      Эта неприятная история с разжалованным за пьянку старшиной во время службы в роте по охране продовольственных складов врезалась в память Котомкиной надолго. Разжалованный в рядовые старшина попал в полк стрелком за месяц до появления в нём санинструктора. Таня слышала о нём нехорошие разговоры, якобы его сразу же взял на карандаш майор Никудышнов в качестве сексота, как выражались бойцы. По его доносу арестовали двух молодых бойцов за трусость. Они не нашли в себе силы и не пошли в атаку в составе роты в свой первый день на передовой. После беседы с замполитом, понюхав пороха, оба парня на завтра ходили в атаку едва ли не первые. И вот разжалованный получил пулю меж лопаток в одной из контратак. Таня его перевязывала. Он был обречён на смерть и попросил девушку сообщить в особый отдел, что его подстрелили свои же. Таня быстро не смогла выполнить просьбу умирающего – шли изнурительные оборонительные бои. Майор Никудышнов сам прибыл в полк и допрашивал Котомкину о характере ранения. Она подтвердила, что ранение пулевое. На вопрос: «Кто это мог сделать?» – санинструктор, разумеется, ответа не знала. Майор стал допрашивать бойцов взвода, в котором числился разжалованный. То, что взвод таял на глазах от натиска фашистов и контратак защитников, майора-особиста интересовало мало. Он так и уехал в дивизию ни с чем, провожаемый недобрыми взглядами бойцов.

      – Это уже теплее, – сказал майор, поморщившись, поднимаясь с земли и опуская пистолет. Рядовые последовали