Бюст на родине героя. Михаил Кривич

за решеткой я только три дня,

      А потом за свободу мы пили…

      Я подумал было, что это шутка артиста, что песня не всерьез, и готов был рассмеяться, но вовремя спохватился: блатную белиберду слушали тихо и задумчиво. Наш тамада, этот провинциальный застольный хохмач, сидел пригорюнившись, а на глазах Натана, мне показалось, блеснули слезы.

      Интерпол сбился с ног – все шукает меня.

      Уверяю, напрасны старания:

      Чтобы мне не погибнуть сейчас от огня,

      Я водою запасся заранее…

      Прокурор и судья

      Не дождутся меня —

      Не понять им, что я невиновен,

      Но компьютеры в памяти прочно хранят

      Обо мне много всяких хреновин…

      Боже ты мой, жива, стало быть, порожденная годами советскими великая российская воровская баллада… И не просто жива, а пересекла океан, впитала в себя приметы времени – Интерпол, компьютеры, но при этом Интерпол-то шукает, а в памяти компьютеров не какая-то там унылая информация, а много всяких хреновин.

      Я по свету кручусь, заметая следы,

      Третий день проживаю я в Чили.

      Мне пока что везет – ухожу от беды.

      Я не дам, чтоб меня замочили!

      Что за прелесть эта рифма! Интересно, кто пишет тексты усатому Виле – сам или…? Вот и я родил нечто вроде «Чили-замочили»!

      Песня резко оборвалась, и какие-то секунды в зале было тихо, даже не звякали вилки и ножи. Потом захлопали, но не так неистово, как после шлягера о пылесосах, а вроде бы задумчиво. Однако душевный человек Виля не позволил дорогим друзьям и дорогим гостям долго грустить, он умел миксировать печальное и веселое, минорное и мажорное, так что сразу грохнул ритмичное: «А мне мама запретила встречаться с тобой, говорит, что ты не очень обеспеченный бой…» И парни подхватили девушек, мужчины – дам, и застонал паркет под сотнями ног, обутых в добротную и элегантную обувь.

      Лихую песню пел Виля. Мать велит дочке встречаться с парнями обеспеченными: «В нищете, говорит, прозябаю сама». И дочка, обращаясь к другу, сетует: «Был бы ты, мой дружок, ну хотя б ювелир или, скажем, такой небогатый банкир, если б ты бы имел хоть один лимузин, если б ты бы имел хоть один магазин…» Мать не хочет зятя-музыканта – «и при чем тут его золотая душа, если нет у него за душой ни гроша». И знаете, ведь мамаша-то по-своему права. Но у дочери есть сильный контраргумент: «Я сказала ей: мама, боюсь катастрофы, что случилась с моею подругою Софой». Софа-катастрофа, согласитесь, тоже неслабо. А катастрофа у Софы вот какая: позарилась на миллионы, вышла за старика и вот теперь кусает локти. Впрочем, ситуация, видимо, не тупиковая, и потому припев полон оптимизма:

      Я обожаю очень овощи и фрукты —

      Они богаты витамином е-бэ-це.

      И признаю я только свежие продукты,

      Знать не желаю о соленом огурце.

      И не хочу я никакие миллионы,

      И никакой не убедит меня мудрец,

      Я ни за что не променяю на соленый

      Шершавый, свежий и упругий огурец!

      Тут уж зал не танцевал, а плясал. Потому что