33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине. Евгений Анташкевич

слышал забавный анекдот…

      – Отвык я от анекдотов, но если этот забавный, тогда…

      Гога схлебнул из ложки уху с кусочком картошки и рыбы, откусил от горбушки и сунул в соль пучок дикого лука.

      – Областной чукотский суд. Судят местного жителя – чукчу! Председатель суда задаёт ему вопрос: «А скажите, подсудимый чукча, чем вы занимались в ночь с октября по март?»

      Михаил Капитонович секунду думал, потом хмыкнул, улыбнулся и посмотрел на серое небо.

      – Да, забавно! Хороший анекдот, главное – не глупый и жизненный! А вам никогда не приходилось бывать на Крайнем Севере, там, где живут эти чукчи?

      Гога отрицательно мотнул головой.

      – А мне довелось. – Михаил Капитонович дожевал хлеб и тоже макнул в соль пучок лука. – Самый северный лагерь у них был на берегу Северного Ледовитого океана, поселок Певе́к, слышали о таком?

      Гога кивнул.

      – Меня привезли туда в начале ноября, году в пятидесятом, допросить одного американца, других переводчиков за дальностью места у них не нашлось. Так вот там я попал в самую настоящую полярную ночь. И скажу я вам, это была действительно ночь: чёрная, со звёздами, северным сиянием, красиво, но очень холодно и ветра. – Михаил Капитонович помолчал. – Вот там как люди выдерживали? Это для меня до сих пор остаётся загадкой. И – далеко! Безумно далеко! Только на самолёте туда и можно…

      – Эх, сейчас бы увидеть летящий в небе самолёт, и можно было бы считать, что цивилизация всё же есть…

      – А вы давно видели самолёт? – хмыкнул Михаил Капитонович.

      – Самолёт? – Гога зачерпнул ухи. – Самолёт в последний раз я видел в августе сорок пятого, точнее, самолёты. На них в Харбин прилетели советские десантники, которые взяли город и арестовали японское командование.

      Михаил Капитонович сдвинул шляпу на лоб, лёг на спину и потянулся всем телом.

      – А как вы-то сюда попали, что за обстоятельства вынудили вас покинуть благословенный Харбин?

      Гога допил каплю водки, которая оставалась на дне стакана, спросил у Сорокина разрешения, разлил из фляги, взвесил её на руке, полюбовался и положил.

      – А давайте за благословенный…

      Михаил Капитонович повернулся на бок и подпёр скулу кулаком.

      – А давайте! Хотя когда-то я его люто и искренне ненавидел. – И он поднял стакан. – И всё же!..

      – За Харбин! – сказал Гога и разом махнул. Он поморщился, прикрыл рот ладонью и сунул хлебную горбушку в соль. – Попал я сюда, Михаил Капитонович, по простоте душевной, по неопытности, по дури, по честности, даже не знаю, а вообще-то нас обманули.

      Михаил Капитонович смотрел на Гогу и в ожидании ответа молчал.

      – В начале сентября сорок пятого, в первых числах, вся городская знать была приглашена советским комендантом… – Вы тоже были знать?

      – Отчасти! Я занимался молодёжными спортивными организациями, так сказать, входил сразу в несколько спортивных обществ, был в союзе мушкетеров, поэтому был в списках…

      – Смерша?..

      – Тогда