Запрети меня. Дмитрий Вельяминов

их экспорта – костюмы «Адидас» со следами фенольных смол, спайс, Конфуций и глисты. И все уже подсели, внешний долг твоей страны в юанях скоро нагнет всю твою семью. Хотя подсказка все же была: «Если ты встретишь учителя, убей его».

      Однажды я видел, как в туристическом лагере на Алтае даосист под водкой разбил жене лицо в кровь. Сначала я решил, что это просто огненная вода, но затем это повторилось, когда огненная вода закончилась. Прямо с утра. Этот чувак с бородкой, в общем-то, и был основателем лагеря, таким образом мы изучали даосизм. Во многом поэтому я как-то быстро остыл к китайской поэзии. Но, наверное, главная причина в ее чрезмерной саркастичности. В этом смысле с ней не сравнятся даже санитары в психушке – хотя они-то знали толк в сарказмах. Закрывая книгу, порой я вглядывался в потолок в попытке понять, откуда на нем следы крови, проступающие сквозь свежую побелку. Потом я узнал, что эти пятна были результатом шутки санитаров. Рецепт ее был очень прост: особо буйный пациент поступил с уже отбитыми в мусарне почками, парень вернулся с Гоа и утверждал, что он гражданин мира. Его крепко связали, утку для отправления нужд подсунули прямо под него, за несколько дней в ней собралось много окровавленной мочи, менять утку никто не хотел, это поручили блаженному Алеше. Алеша, вместо того чтобы донести это до уборной, решил устроить в палате фестиваль красок, на то он и был блаженным. Но ни в каком случае я не поставил бы на то, что Алеша мог справиться с этой задачей, – я, человек который знал его несколько дней. Санитары знали его существенно дольше, но все же поручили эту миссию именно ему. В чем же здесь шутка? Ни в чем. Алешу тоже связали и закололи на соседней койке. Все две недели, что Алешу выворачивало на вязках, парни в квадратных шапочках ходили в улыбах. А медсестры этого словно не замечали. Они любили китайские резиновые тапочки, которые звонко шлепали по линолеуму, когда эти крупные белые женщины среди ночи ходили курить. Завести с ними разговор примерно так же просто, как следовать советам Конфуция. На всех без исключения больных они смотрели сквозь, словно разглядывая стенку у тебя за спиной. Местные знали: в действительности всё это заразно и лучший фильтр, через который можно воспринимать острого шизофреника с голосами, отнюдь не сочувствие, а безразличие. И единственный способ сохранить разум – это поменьше тусить с натуральными психами. Ведь лучшее тому подтверждение – один из корпусов больницы, полностью укомплектованный бывшими ее сотрудниками.

      Здесь все: и безобидные, выброшенные социумом сорокалетние дети с развитием пятилетних, которые не понимают, почему их всю жизнь бьют, связывают и закалывают нейролептиками, и, конечно же, шизофреники, с голосами и навязчивыми состояниями. Не все из них дрочат в туалете, глядя в окно на пересекающих за двенадцать секунд внутренний дворик посетительниц. Но все они без исключения готовы порвать друг друга за пульт от телевизора в комнате отдыха. Это их бойня за доступ к «внешнему миру». Правда, разногласия