Белая Согра. Ирина Богатырева

тут. Карелины твои. Старуха она, правда, совсем. Так что ты давай, держись. Они же тут, знаешь, все малость того.

      Чего того, не уточняет. Жу пожимает плечами. Про них с братом тоже считается, что того. Но брат делает большие глаза: спроси! Жу отмахивается – да ладно. Спроси! – кивает брат. Жу лезет в рюкзак, достаёт деньги.

      – А чего – того? – спрашивает как бы невзначай, пока водитель считает купюры.

      – Да разное говорят. Что знают они тут. Ну, всякое.

      Понятней не стало. Жу кивает. Брат пожимает плечами. Жу давит на ручку двери, но вылезать не хочется. Дом за окном выглядит нежилым и мрачным. Разве что чуть менее мрачным, чем тучи сверху. Но делать нечего – Жу вылезает и будто ныряет в холодный ветер. Сразу хочется залезть обратно в тёплый уютный салон автомобиля. Пусть и с трешовой бахромой от старых гардин. Как в гробу.

      Брат кивает на рюкзак, и Жу достаёт оттуда красную вязаную шапочку. Как же правильно было взять её с собой! Натягивает на самые уши, нашивкой – на лоб. Сразу становится легче, а главное, тревога в груди сдувается.

      – Шапка зачётная. – Водитель высовывается из машины, показывая большой палец.

      – Отцовская.

      И ничего, что они стянули её без спросу. Отцу она всё равно до зимы не понадобится, лыжная-то шапка. А здесь – в самый раз.

      – Ладно, поехал. Ты это, звони, если что, – говорит водитель, хлопает дверцей и уезжает.

      Жу смотрит на дом, на кривое крыльцо, которое выглядывает из бурьяна.

      – Пошли, что ли? – спрашивает брат.

      – Пошли, – кивает Жу, поворачивает шапку нашивкой на затылок и идёт к дому.

      Дом кривой, дверь повело, порог просел. Дерево старое.

      Нет, здесь никто не живёт. Не может жить. С наличников облупилась краска. За маленькими стёклами окон пылятся разлапистые цветы, тоже как будто давно неживые.

      – И долго ты так собираешься торчать? – спрашивает брат. – Или на улице жить будем?

      Этот дом заколдованный. Я войду туда и попаду в другой мир.

      Жу закрывает глаза. Открывает глаза. Смотрит на дом. Дом на Жу не смотрит. Брат смело топает к двери. Вот пусть и идёт туда один. Но Жу знает, что брат один не войдёт. Только вместе, везде и всегда вместе. Жу вздыхает и толкает дверь.

      Пахнет сыростью и гниющим деревом. И ещё чем-то, Жу не знает таких слов. И очень темно. Жу делает шаг и спотыкается обо что-то – ступенька.

      – Здравствуйте! Можно войти? – кричит, выставляя перед собой вслепую руку, дабы не нарваться ненароком на стену.

      – Она глухая, тебе же сказали, – ворчит брат.

      – И что теперь?

      – Заходи и всё. Тебе же сказали: просто входи.

      Осталось понять куда.

      Жу шоркает ногами, отыскивая ступени, машет руками, ощупывая пространство. Ступенек оказывается всего две, а под рукой возникает дверь. Мягкая, обитая дерматином. Жу давит, и дверь поддаётся.

      Яркий свет режет глаза.

      – Здравствуйте! – кричит Жу, когда свет выхватывает очертания комнаты, стола в центре, кровати у стены. У двери – печь. Жу не