Баба Маша, Софья Михайловна и эльфийский принц. Елена Матеуш

зрелищем!

      Прелестное лицо исказилось от злобы, переполнившей её чёрное сердце:

      – Так не доставайся же ты никому! – закричала моя бывшая возлюбленная, и в меня полетело напитанное ненавистью заклятье.

      Я упал на холодный мрамор пола и, не в силах пошевелить даже ресницами, слушал певучие слова древней речи, что предрекали мне тяжкие времена. Мысленно я сразу перекладывал туманные поэтические строки в более внятную прозу. Ограничивающие заклятие рамки звучали, если отбросить словесные кружева, так:

      – Ты пребудешь в самом жалком облике, пока любовь к тебе не соединит двух врагов, и ты не ответишь на любовь любовью.

      Смешная она, эта Иландриель! Мне при моей внешности и врождённом обаянии ничего не стоит очаровать любого, даже если буду одет в лохмотья. Любовь втроём, правда, меня никогда не привлекала, но если нет другого выхода…

      ****

      Баба Маша, не отрывая глаз от окна, торопливо одевалась. Нужно поспешить, пока лавочка свободна. За неё шла постоянная борьба между таджикскими детьми из третьего подъезда, мамочками с колясками, любителями пивка из соседнего общежития, местными тинейджерами и пенсионерками.

      Она схватила первую попавшуюся под руки кофту, поверх накинула любимую пёструю шаль и торопливо пошаркала в коридор, где предстояло самое сложное – надеть короткие мягкие бурочки.

      Софья Михайловна тоже спешила. Лавочка под окном стояла восхитительно пустая. Не видно даже её вечной соперницы – бабы Маши. Они были ровесницами, родились в один год, учились в одном классе. Но никто не звал Софью Михайловну бабкой! И Софья Михайловна, как и весь двор, с особым удовольствием даже мысленно звала эту наглую Машку бабкой, подчёркивая эту разницу.

      Софья Михайловна глянула в зеркало, припудривая нос и проверяя состояние причёски. Подкрасила губы и махнула расчёской, поправляя лёгшую не туда прядь. Затем надела синий жакет, который особенно любила за то, что превращал серые глаза в голубые. И шляпка у неё имелась как раз подходящего цвета! Обулась в удобные итальянские туфли, что прислала ей дочь из своего далека. Ещё один взгляд в зеркало. Безупречна! Теперь Софья Михайловна готова предстать перед миром и двором.

      Вот только тщательные сборы сыграли с ней злую шутку. Открыв дверь подъезда, Софья Михайловна уткнулась взглядом в знакомую спину. Баба Маша! Опередила! Странно только что она не спешила опуститься на лавочку. Стояла и рассматривала что-то на ней.

      – Добрый день, Маша! – прохладным голосом поприветствовала соперницу, направляясь к лавке. – На что смотришь? Сокровище обнаружила?

      – Привет, Софа! Смотрю, кто-то мешок нам подкинул. А кто это мог сделать, не видела. Когда в окно наблюдала, никого рядом не было. Выскочила сюда – кругом никого, а он под скамейкой лежит.

      – Право, Маша, ты как из деревни приехала. Какой мешок? Такая стильная сумка из натурального льна. Органик! Видишь, цвет какой – явно ни грамма химии, только натуральные красители.

      – Сумка! – баба Маша скептически хмыкнула. – Скорее, сума. С такими, бабушка рассказывала, нищие по Руси ходили.

      – Интересно, кто у нас в подъезде имеет вкус к таким вещам?

      – Кроме тебя-то? Никто! Девчонки любят поярче, Люся и Тамара предпочитают натуральную кожу, а не такую ерунду. Может, ты эту торбу и забыла? Склероз подкрадывается незаметно, Софа.

      – Ты и скажешь, баба Маша! – Софья Михайловна голосом выделила обращение. – Если бы у меня имелась такая вещь, я бы не забыла.

      – Ладно, Софа. Не твоя, так не твоя. Я вот думаю, а вдруг это террорист какой подбросил? Может, сапёров вызвать надо?

      Софья Михайловна осмотрела двор. Хозяйки сумки в обозримой дали видно не было. Она сделала шаг к подъезду. Там на доске висел плакатик с призывом проявлять бдительность и номером телефона куда звонить, обнаружив забытые вещи.

      – Сейчас, Маша, скажу тебе номер.

      – Да не надо. Он у меня на всякий случай в память забит.

      Баба Маша достала кнопочный Нокиа. Подаренный сыном айфон она держала дома, чтобы общаться с ним и внучкой с комфортом. Пока баба Маша искала в списке сохранённый телефон, сумка внезапно зашевелилась. Софья Михайловна подошла ближе. Из-под лавки раздался жалостный писк, а потом и душераздирающее завывание.

      – Господи! – баба Маша перекрестилась. – Неужто там младенец?

      – Вряд ли! – Софья Михайловна подошла ещё ближе, пристально вглядываясь в шевелящуюся сумку. – Младенцы обычно крупнее.

      – Ты видела нынешних девок? Худые, пьют, курят, жрут что попало! У таких малыш не крупнее кошки будет.

      Сумка отозвалась особенно жалобным криком. Сердца старушек не выдержали. Они решительно подошли к скамейке, сели на некотором расстоянии друг от друга. Баба Маша, которой удалось опередить Софью Михайловну и занять как раз тот край, где стоял льняной мешок, подняла его и поставила между ними. Мешок молчал затаившись.

      Софья Михайловна откинула клапан сумки и, торопясь развязать затянувшую ткань бечёвку, сломала ноготь.

      – Чёрт! –