День войны. Оганес Григорьевич Мартиросян

лужей.

      Кому нужна великая страна?

      Куда приятней есть с подругой ужин.

      Ласкать ее дыханием своим,

      пускай с добавкой горьковского пива.

      Сигара распускает руки – дым.

      Я выдыхаю облако лениво.

      Внутри него сознание свое

      разбрасываю, как носки и тапки.

      Хемингуэй купил себе ружье,

      пересчитал оставшиеся бабки.

      Немного поболел за Ливерпуль

      во имя или ради Лудогорца.

      Пустил в свою могилу пару пуль.

      Достаточно безумно ныне солнце.

      Оно покрыто пеплом и золой,

      плюясь и исходя смертельным ядом.

      Летают книги в небе над землей

      и ищут корм птенцам своим – тетрадям.

      * * *

      – Ты не пиши об этом, иностранец,

      поскольку не изменишь этот мир, -

      промолвил сединой богатый старец

      и осушил бокал за бизимдир,

      безжалостный, кровавый и железный.

      – Он сбудется в предутреннюю рань,

      когда глотка воды не будет пресной. -

      В дыму марихуаны Ленкорань

      напоминает о такой забаве,

      которая из золота и мглы.

      Сегодня позабыть никто не вправе

      про Сумгаит, Баку и Ходжалы,

      иначе жизнь вокреснет и погаснет

      и всё вокруг окажется в гробах.

      В одной забытой и далекой басне

      кипит вулкан Нагорный Карабах

      и покрывает всю планету лавой -

      нутром и содержанием армян.

      Рукою левой не исправить правой.

      Идет до человечества баран,

      чтобы погреться жаром от жаровен,

      где говорят сырые провода:

      "Азербайджан не будет завоёван

      никем, ничем, нигде и никогда".

      * * *

      Реальность растеклась

      по улице, как лужа.

      Плывет в реке карась,

      действительности нужен

      на четверть и на треть.

      Большие выходные

      желают умереть.

      Философы стальные

      летают в вышине,

      пронзая птиц и птицу

      по имени Мане.

      Иванушке сестрица

      дает испить вина

      с вершины Аю-Дага.

      Пинает Кантона

      грузина или дага

      за то, что тот порвал

      его трусы и бутсы.

      Какой грядет провал!

      У Бродского ебутся

      два голубя в краю,

      где жил когда-то Данте.

      Я медленно пою

      и слушаю анданте

      вполуха у себя

      в квартире из решеток.

      В историю гребя,

      старуха в девять соток

      сажает некий факт

      из жизни Скотланд-Ярда.

      Стихи – это инфаркт

      поэта – миокарда.

      * * *

      Одно и то же, день за днем куколд

      купается в побитой сбоку ванне.

      Печальное, немыслимое кольт

      рассказывает льву в его саванне.

      Там образы летают полутьмы,

      касаясь павианов и жирафов.

      Печально создавать умом умы.

      Мой каждый день предельно одинаков.

      Он создан из креветок и рачков.

      А что поделать, доллары пылают

      в глубинах фиолетовых зрачков.

      Хорош в постели солнечный нокаут.

      Ему не надо истину искать.

      Она сама везде его находит,

      кидает расторопно на кровать,

      насилует на ней и на природе.

      А что такого? Надо же ему

      иметь детей от вымученной правды.

      Везут фургоны выпивку в тюрьму.

      В ней зекам раздают бутылки крафта.

      И тени Петь, Сергеев, Слав и Вить

      глотают пиво, слушая, как где-то

      кричит Куприн: "Нас не остановить -

      да здравствует эпоха нейронета!"

      * * *

      "Душа оживает на все времена,

      когда попадает в ад,

      но ты лишь меняешь свои имена". -

      "Тебе я примерно рад,

      едя