Нагадали мне суженого. Наталья Андреева

я слушать не стала. Во-первых, как Капка кадрит мужиков, я знаю наизусть. Во-вторых, меня словно молнией ударило. Как только я увидела эту картину, то забыла про все остальное. Это был натюрморт. Надо сказать, весьма странный, недаром его задвинули в этот дальний и темный угол. Хотя я бы повесила его на самое видное место, поскольку разбираюсь в живописи. Потому что он гениален, этот натюрморт. На нем изображены восхитительные старые вещи. Белая с синими полосками ваза, честно сказать, больше похожая на ночной горшок, гиря и связка ржавых ключей. И еще это был мой шанс попасть на телеэкран. Потому что, как только я на него взглянула, мой дар ясновидения проявил себя во всей своей силе. Я смотрела на картину и видела труп.

      Расследование ведет…

      Я пошла в полицию в свой обеденный перерыв, еле-еле дотерпев до понедельника. Мне и в голову не пришло, что все государственные учреждения в нашем насквозь провинциальном городе работают в одном режиме. И если у меня обед, то у них тоже. В отделении полиции все двери оказались заперты, кроме одной. Поскольку деваться было некуда, я туда вошла. Он тоже обедал, мужчина, сидящий за столом. Перед ним стоял термос, рядом с термосом лежал огромный охотничий нож, а на газете живописно были разложены полбуханки хлеба, полбатона полукопченой колбасы и кусок сыра. Этот потрясающий натюрморт так меня вдохновил, что я не попятилась назад, в коридор, а, напротив, сделала пару шагов вперед.

      – Здравствуйте!

      – У меня обед, – вздохнул он.

      – У меня тоже, – храбро ответила я.

      – Проходите, Анфиса, садитесь.

      Он так и сказал: Анфиса! Я очень обрадовалась и одновременно удивилась:

      – Откуда вы меня знаете?!

      – Да кто ж вас не знает? – тяжело вздохнул он. – По крайней мере человек десять в этом городе всерьез собираются вас убить. И мы, как полиция, держим все на контроле.

      – Убить?!

      – А вы как думали? Кофе будете?

      – Не знаю.

      – Садитесь, раз пришли. Я сделаю вам бутерброд.

      Я села. Он взял в руки охотничий нож и принялся кромсать колбасу. Каждое его слово было для меня точь-в-точь как удар ножом для этого полукопченого батона:

      – Ну что? Неужели случилось? Пишите заявление.

      Я так растерялась, что даже забыла, зачем пришла.

      – Кто, где, когда, – деловито стал перечислять он. – Вам угрожали по телефону или письменно? Какими словами и в какой форме? Разберемся, – заверил он.

      – Боже мой, неужели все так страшно?

      – Хуже, чем вы думаете.

      – Но я ничего такого не делала! По крайней мере в последнее время.

      – Да? А зачем вы сказали моему соседу по даче, что у него все банки с огурцами взлетят?

      – Не знаю. Показалось мне. То есть я увидела это во сне.

      – И ведь взлетели! – весело сказал он. – Все до одной! Представляете, что творится у него в подполе? А вонища какая! Даже у меня на участке дышать нечем! И все благодаря вам!

      – Я-то здесь при чем?

      – Он порчу побежал снимать. Вы представляете, как снимают порчу?

      – Приблизительно, – упавшим