Ида Верде, которой нет. Марина Друбецкая

нечленораздельные звуки, и казалось, что лопаются один за другим воздушные шары, а потом опрокидывается стакан воды. В общем, едва не захлебнувшись от счастья, Лидочка согласилась заменить Зино – как восторженно называла Зиночку эта дурища – на свидании в Скатертном.

      Зиночка взяла шелковую шаль матери, скомкала в руке, как носовой платок, и, выйдя из дома, зашагала переулком вниз. Путь ее лежал в сторону Петровских линий.

      Она решила… да, она решила высказать Руничу свое мнение о последней книжице его стихов, что вышла в начале недели: матовая, с фисташковым отливом строгая обложка.

      Что за идея такая – идти к Руничу? Может, из-за того, что светлый вечер, не обещающий заката, создал странную паузу – будто все на свете замерло, кроме тихо плывущего в воздухе тополиного пуха, заснули обитатели фотографий, развешанных по стенам квартиры, и книжки на полках папиной библиотеки не в силах больше распахивать страницы? Это, конечно, из книжки Рунича, из его божественного описания, как обиженный мир отворачивается от людей, оборачивается к ним тыльной стороной, изнанкой: и жуть, и морок.

      «И как он умудряется это увидеть?» – размышляла Зиночка, перескакивая с мостовой на тротуар.

      Уже осталась позади Рождественка, и замаячила впереди толпа около летнего кафе, в котором любили сиживать московские литераторы. Еще раньше это заведение под двусмысленным названием «Синий щеголь» облюбовали местные шахматисты, летними вечерами устраивая турниры. Поговаривали, что на кон иной раз ставились немалые деньги. Только бы маман, Юлия Михайловна, не явилась сюда с литературными подопечными! Тогда, конечно, все будет испорчено. При маман, какой бы свободомыслящей она ни была, – злые языки поговаривали, что жена Ведерникова носит мужнины алтайские находки, на самом деле она заказывала алтайской мастерице копии по рисункам, – при маман Зиночка знала свое дочернее место. Вопросы-ответы про университетские экзамены, инфлюэнцу, знакомых, времяпрепровождение – и так далее, и так далее.

      Ни с того ни с сего подул ветер, поднявший со столиков газеты и салфетки, официанты и посетители стали ловить бумажных птиц, а шахматисты лишь отмахивались от них.

      Около одного из столиков под тентами Зиночка увидела Рунича: опираясь на трость, он внимательно следил за молниеносной рокировкой фигур на доске.

      Зиночка окинула взглядом общество «Синего щеголя» – нет, розовощекой шумной Юлии Михайловны не слышно и не видно.

      Обернула шаль вокруг головы – а вдруг все-таки она не решится заговорить, пусть уж останется неузнанной – и смешалась с разношерстной толпой.

      Через десять минут они уже сидели за отдельным столиком, и Зиночка, вглядываясь в желтые глаза Рунича, забрасывала его комплиментами.

      – Никто так, как вы… Вы гладите Время по шелковой шерсти, оно перестает быть категорией, и оказывается, что все мы копошимся в желудке у времени-зверя. Когда я была с отцом в Орхонской экспедиции, на моих глазах, укрытая мехами от вечного холода, возникла из небытия юная царица! Я чуть сознание