Ида Верде, которой нет. Марина Друбецкая

ни при чем, – ответила Зиночка, протягивая тонкую руку и забирая у маман журнал.

      – Нет, с тобой просто невозможно разговаривать! – маман прижала пальцы к вискам.

      Клик-клак.

      Прозвенел дверной колокольчик. Горничная внесла в столовую поднос, на котором лежал голубой листок.

      – Для барышни…

      Зиночка развернула листок. Перед глазами рассыпались гречневой крупой криво наклеенные буковки: «Мадемуазель Ведерниковой тчк Просьба прибыть кинофабрику г-на Студенкина участия отборе артистов детективной серии тчк Ассистент режиссера Нахимзон тчк».

      Зиночка вскочила. Потом села. Потом опять вскочила.

      Значит, все не просто так! Все сходится: знакомство с этим чудаковатым коротышкой, рысь, съемки… Синема…

      Румянец залил бледные щеки.

      Голубой листок спланировал на пол.

      Маман наклонилась, подняла его и прочла.

      – Зина!

      Зиночка не слышала.

      Уронив стул, она бросилась в свою комнату – одеваться, собираться, срочно ехать!

      Какие духи взять? Пачули? Ландыш? Вербену? Ах, какая разница! Не по запаху же там будут выбирать! По две капли за ухо. Бледно-серое платье, белый бант, черные сапожки. Черное, белое, серое – цвета синема.

      – Зина! – Маман стояла на пороге комнаты, комкая голубой листок телеграммы. – Что все это значит, Зина? Какая кинофабрика? Какая детективная серия? Ты с ума сошла? – Зиночка сделала шаг вперед. Маман – шаг назад. Растопырив руки, она загородила дверной проем. – Я никуда тебя не пущу! Ты отправишься на кинофабрику только через мой труп!

      – То же самое, маман, вы говорили о моих волосах. Пострижешься только через мой труп! Однако… кажется, пока все живы, – ответила Зиночка, сделала быстрое обманное движение, проскользнула под рукой у маман и выскочила в прихожую.

      Хлопнула входная дверь.

      Кинофабрика поразила Зиночку, и поразила неприятно. Она ожидала увидеть стеклянный дворец, в котором, как по мановению волшебной палочки феи-крестной, тыквы превращаются в кареты, крысы – в кучеров, а Золушки – в принцесс. А попала в длинный грязный коридор с грязными окнами и заплеванным дощатым полом. По коридору носились сомнительные личности в мятых брюках, с длинными немытыми волосами, с бумажками и железными коробками в руках. Толкались, ругались, не извинившись, проскакивали мимо, а один чуть не опрокинул Зиночку, налетев на нее и со всего маха воткнув ей в живот длинную палку с лампой наверху.

      Пробежала стайка людей в шкурах, вымазанных коричневой краской, которых, как гусей, гнала длинноносая девица. Прошел курчавый человек с бакенбардами, в котором Зиночка с трудом узнала Пушкина, за ним шли две Клеопатры, жуя бублики с маком. Кто-то ущипнул Зиночку за бок. Она резко обернулась и увидала огромную медвежью морду. Вскрикнула. Отшатнулась. Побежала. Долго блуждала по коридорам и закоулкам. Забилась на широкий подоконник в каком-то переходе.

      Гадкий запах пота, краски, сгоревшей бумаги, тухлого жирного грима и свиных котлет преследовал ее.

      – Вы