Дрожники. Покорение мира. Елена Гвозденко

припасами на первое время.

      Как и в Марфино новости разносил кривой Фрол. Да и что ему, одинокому, тулуп на гвоздь повесил – обжился. Бегал по дворам, узнавал, как устроились. Насельцы больше помалкивали, будто в себя прятались. Не нравилось место многим. В домах, будто вчера еще жили – посуда, справа всякая, сундуки с добром. В амбарах даже зерно осталось, в погребах запасы разные. Следы скотины повсюду, но не пса дворового во всей деревне.

      В Марфино даже в страду вечерами у дворов собирались, отовсюду шутки, смех. А здесь будто онемели. Бродят тенями молчаливыми, засовы правят. А засовы крепкие, только сорваны, порушены.

      – Кошка-то Морозовых исдохла, – рассказывал Фрол в каждом доме, – как внесли в дом, будто сбесилась. Подпрыгивала до матицы. А потом упала, и дух вон.

      Только Морозовы решились привезти кошку. Старая Морозиха ни в какую без нее ехать не хотела. Говорила, что пойдет на погост, ляжет на могилку мужа и будет так лежать, пока Господь душеньку не приберет. И без Фрола мрачно в каждой избе. Не дома – в гостях. Да и хозяева не приветливы, всякий чувствовал. Даже дети притихли, по углам прятались. И чужим игрушкам не радовались.

      А в семье Морозовых плач, старуха-мать в узелках роется, смертное ищет. Снохи Авдотья и Анна около нее крутятся, успокаивают. Мужья их, сыновья Морозихи, Григорий и Федор от баб сбежали, вроде как котейку схоронить, а возвращаться не торопятся. Присели у сарая, тишину слушают.

      Ночь печной сажей красила в поливную чернь. Григорий и Федор и без того молчаливы, сейчас совсем онемели. Словно враз потеряли интерес и к новому месту и к новой жизни. Какое-то оцепенение сковывало члены. Надо идти в дом, а будто стреножили. Поднялся ветер, ледяным холодом пахнуло. Подумалось, что принесло привет с далекого Марфино, с земли, на которой родились, но не было на их родине такого мертвого холода, такого ветра, что забирался под кожу и разрывал ее изнутри. Какая-то шевелящаяся туча надвигалась с востока.

      – Это что, братка? – разлепил губы Федор.

      – Да вроде мыши летучие, хотя странные – ни шелеста, ни писка.

      – Идти надо к бабам.

      Но не успели братья подняться, как туча вихрем налетела, рассыпалась множеством спутанных куделей. Они цеплялись, прилипали к телам, скользили, вызывая нетерпимый зуд, опутывали, скручивали, стягивали. Кровь хлынула из множества порезов, но не успевала стекать на землю. Серые спутанные кудели втягивали плоть со свистящим звуком. В несколько мгновений от братьев и следа не осталось, а распухшие темно-серые клубы вереницей потянулись на запад.

      Авдотья и Анна слышали странный свист со двора, но так и не решились выйти искать мужей.

      В барских покоях темно, гулко, лишь старый дворовый Арефий дремлет у закрытых дверей барской спальни. Он настолько стар, что плохо понимает, что происходит вокруг. Его не удивляет, что вся дворня давно уже пропала, не удивляет, что некогда роскошные