Лето перемен. татьяна павловна гутиеррес

папа взял меня в аквапарк в Турции и заставил скатиться с Камикадзе. С тех пор я ненавижу водные горки, но по сравнению с тем, что я вижу и готова сделать сейчас, то было детской забавой.

      Мимо меня проходит парень в Квиксильвере и с такой же доской. Он подкидывает ее и прыгает на ходу. Потоки воды уносят бедолагу, и только встав на цыпочки, я убеждаюсь, что паренек жив и доволен.

      Я неуверенно поворачиваю голову на Пам.

      – Не заставляй меня это делать, – молю ее.

      – Не, мы пока стоя не будем. Мы покатаемся как детки. Это просто, чтобы тебе не было страшно потом вставать на нее.

      – Ложись на доску, как будто собралась грести, – говорит она и плюхается животом на свою.

      Я послушно выполняю, хотя уже все мои конечности мне отказывают. Я отчаянно цепляюсь пальцами ног за край, чтобы меня раньше Пам не унесло в пучину.

      – Давай пока просто съедем, а потом я научу тебя подниматься на доску.

      Если я пережила пение перед Антоном, то переживу и это.

      Это я попискиваю? Мне кажется, я выпила половину этого бассейна.

      – Вам придется доливать бассейн, большая его часть оказалась во мне, – произношу эти слова, задыхаясь от смеха. – Это было очень круто!

      – В следующий раз закрывай рот, – Пам, похоже, довольна.

      Да и я тоже. Это было неожиданно весело.

      Остаток занятия я прошу Пам просто дать мне привыкнуть к доске, и катаюсь, как ребенок. А когда выхожу на парковку, через которую надо прошлепать по направлению к автобусу, замечаю Рафа, прислонившегося к спортивной машине красного цвета. Крыша у авто откинута, отчего я решаю, что он собрался уезжать. Он мне машет рукой, на что я отвечаю таким же жестом.

      – Я тебя жду.

      Мои и без того круглые глаза становятся еще круглее.

      – Это зачем?

      – Хочу искупить свою вину, что бросил тебя на произвол судьбы, а вернее, Пам, и отвести домой.

      – Да я на автобусе доеду, мне не удобно как- то.

      – Давай, прыгай.

      Я раздумываю с полсекунды и все же усаживаюсь на пассажирское сиденье. Вопреки расхожему мнению, что кабриолет – это круто, замечаю, что кожаное сиденье без крыши нагрелось до сотни градусов по Цельсию, и прожигает мой зад даже через плотную джинсу. И как только автомобиль трогается и выезжает на трассу, набирая скорость, в лицо начинает дуть ветер. К тому же я не слышу ни слова из того, что говорит Раф. Хотя, часть меня радуется, что поддерживать разговор физически трудно.

      А еще я украдкой бросаю взгляд на сильные руки, крепко сжимающие руль. На тыльной стороне руки витиеватым шрифтом набита тату. Хочу спросить, что именно написано, но никак не решаюсь. Вдруг это слишком личное? Я иногда впадаю в ступор от простых вещей. Словно мне пленкой рот кто заклеивает.

      – Было очень круто – кататься на досках, – перекрикивая ветер и пересиливая себя, нарушаю тишину.

      Раф улыбается, и на его щеке вырисовывается очень милая ямочка.

      – Это затягивает. Как только ты возьмешь волну, считай, она тебя навсегда к себе привяжет.

      – Ого, и давно ты катаешься?

      – Лет